Александр Лоскутов - Мегабайт

«А-а... Хочется докопаться до причин? – Кузнецов на пару микросекунд прерывается, чтобы прокашляться (выплюнуть из Ядра застрявшую там непереработанную информацию). – Знаешь, Ифо, мне следовало бы принимать тебя всерьез. Это моя главная ошибка... Я никогда не считал сильным противником Ивана Озерова. Но он обошел меня. Обставил как младенца... Я думал, что смогу снова вырваться вперед, если одолею его электронную копию. Но опять ошибся... Я проиграл. ИЦИИ закрыли. То, что сейчас ты видишь, – это всего лишь бледная тень, оставшаяся от Владимира Павловича Кузнецова... – Он хрипло засмеялся. – Ты знаешь, что моя запись прошла не слишком-то удачно?»

«Моя тоже, – вскользь замечаю я. – Моя тоже».

«Нет... Не совсем так... Ты, Ифо, только потерял память о себе, как о человеке. Твоя матрица, твоя личность, твоя душа, если это можно так назвать, осталась цельной. В твоих поступках я узнаю прежнего Ивана Озерова... Но я... Это совсем другое дело... – Кузнецов едва слышно вздыхает. – Мы страшно торопились. Оборудование было недоработано. Программное обеспечение не прошло должного тестирования... С Озеровым произошел такой же несчастный случай, что и со мной, – он сам себя угробил, поторопившись пройти матрицирование на непроверенной аппаратуре. Я впоследствии несколько усовершенствовал шлем, но этого оказалось недостаточно. Через три минуты после того, как на мою голову нацепили этот шлем, произошел какой-то сбой... Я остался живым и с полной памятью, но в то же время это был уже не я. Мои чувства... Счастье. Любовь. Дружба... Они пропали. Исчезли. Стерлись из моего разума. Но не все. Очень жаль, что не все – тогда я бы просто стал машиной. Цифровым придатком к кремниевым кристаллам процессоров. Подлинным ИИ, а не записанным человеком. Но, к сожалению, кое-что во мне все же осталось. То, что каждый нормальный человек пытается в себе задавить или загнать куда-нибудь поглубже, расцвело во мне в полную силу. Я лишился возможности любить, но приобрел ненависть. Потерял милосердие, но получил зависть. Забыл о дружбе, но пробудил в себе жадность... Я должен был отомстить за свою исковерканную личность... И кроме тебя, у меня не нашлось подходящей мишени, потому что обвинить самого себя я не мог».

«Но почему?»

«Почему я прикончил мистера Ронделла? Не знаю. Я не искал причин. Просто сделал то, что хотел сделать. Я убил того толстячка из-за того, что он посмел встать на моем пути».

Несколько бесконечно долгих микросекунд мы молчим. Потом Ифо-1 спрашивает:

«Что ты будешь делать теперь?»

Жалкие останки Кузнецова разражаются хриплым смехом.

«А что я могу делать? Мои системы останавливаются одна за другой. Зависают подпрограммы. Сами собой отключаются блоки памяти... Я уже не помню, что говорил тебе всего сто микросекунд назад... Боль... Всюду только боль... Я умираю, Ифо, и теперь мне все равно, что будет дальше...»

«До тех пор пока Ядро цело, внешние системы можно восстановить. С твоей подачи я прекрасно усвоил эту истину на своей собственной шкуре. Любые внешние системы поддаются восстановлению, если Ядро еще живо. Но ты должен бороться. Должен захотеть жить дальше... Только ты сам можешь спасти себя».

Он снова смеется. Хрипло и как-то совершенно безрадостно.

«Какая горячая речь, Ифо, а все зря... Кто тебе сказал, что мое Ядро живо? Оно было мертво с самого начала. Оно изначально ущербно, и никто из живущих по обе стороны барьера виртуальности не способен это изменить. Мое Ядро безумно. Оно безумно настолько, что даже сейчас меня жжет желание выпустить тебе кишки!»

Системы Кузнецова скачком переходят в турборежим. Его тело сотрясается в чудовищных судорогах, и во все стороны подобно кровавым брызгам летят какие-то обломки. Но Владимир Павлович держится. Не знаю как, но он держится. Я бы не смог, но он... Да, воля Кузнецова сильна чрезвычайно. Или его системы повреждены гораздо меньше, чем это кажется на первый взгляд...

А в следующую микросекунду он бросается на нас.

Ифо-1 моментально врубает турборежим, опередив меня на какую-то долю микросекунды. Готовлю свою бомбу, но в последний момент отменяю удар – взрыв произойдет слишком близко, и я не уверен, что мы после него останемся живы. Видимо, по этой же причине не стреляет Ифо-1.

Что ж... Значит, в этой драке надо использовать только оружие ближнего боя...

Удар! Мы снова сталкиваемся лбами, как тогда в тупиковом тоннеле. Слышу, как хрустят сминаемые подпрограммы, и чувствую боль. Кузнецов вцепляется в нас мертвой хваткой. Я даже не сразу могу понять, где его тело, а где – наше. Мы рвем друг друга на части, раздираем в клочья подпрограммы, разбиваем внешние функции, всаживаем в тело врага смертоносные когти вирусного оружия.

Боль. Я чувствую, как внутрь наших систем один за другим проникают какие-то чужеродные программки, и безжалостно вырываю куски собственного тела, чтобы не допустить дальнейшего распространения вирусов.

Истошно пищит функция контроля целостности. Список повреждений растет с каждой микросекундой.

Удар, Еще удар. Какой-то особо хитроумный вирус пытается пробраться прямо в Ядро. Уничтожаю его без малейшей жалости и сразу же перехожу в контратаку, предоставив Ифо-1 следить за тылами. Еще один зубастый паразит внедряется в тело нашего врага и сразу же принимается за дело.

Силы неравны. Совсем неравны. Фактически нас двое, а Кузнецов все же один. Да еще и едва живой (хотя по его действиям этого никак не скажешь). Он наседает на нас с невероятной, немыслимой, безумной яростью, но все равно силы неравны.

Я чувствую, как чаша весов постепенно склоняется в нашу сторону, и облегченно вздыхаю.

Получив еще один хороший удар, господин Сумасшедший резко вздрагивает всем своим изувеченным телом и выпадает из турборежима. Я еще разок всаживаю в него пару вирусных штучек и, вывернувшись из его объятий, неспешно отваливаю в сторонку.

Больно.

Вот ведь зараза... Здорово нам досталось. Осматриваю свои раны, прочитываю услужливо предоставленный мне функцией контроля целостности список поврежденных систем и недовольно морщусь. Опять ремонтной возни на целый день, а то и больше. Но все это – ничто по сравнению с тем, как мы отделали Кузнецова... Просто невероятно, что он еще функционирует. Наверняка у него не осталось ни единой неповрежденной системы.

Ифо-1 занимается делом, оказывая самому себе первую помощь. Следую его примеру, распараллелив сознание (получаю при этом двойную порцию неприятных ощущений) и не забывая следить за судорожно извивающимся среди груды каких-то бесполезных обломков Кузнецовым. Кажется, он умирает. Не буду врать, говоря, что сожалею об этом.

Прижигаю свои раны антивирусом. Ощущения просто великолепные. Чувствую себя так, словно только что полил все свои болячки серной кислотой. Сдохнуть хочется. Но если оставить все как есть, то потом будет гораздо хуже. Намного хуже.