Виктор Глумов - Солдаты Омеги (сборник)

А Ника не предала. Нужно обязательно выжить, что бы ни выпало. Вряд ли его сейчас убьют, хотели бы – давно бы пристрелили. Значит, есть возможность уцелеть, чтобы вернуться за Никой.

– Тащи! – скомандовал омеговец.

Мужики расступились, и взору открылась машина у ворот, огромная, зеленовато-ржавая, с кузовом, сваренным из металлических заплат, рядом замер танкер, направив пушку на поселок. Вот бы выстрелил сейчас и навсегда успокоил и Артурову совесть, и проклятых предателей.

Артура волокли аккуратно, держа под руки. Навстречу шагал Роман, вырядившийся, как и папаша.

– Ты знал? – крикнул Артур.

Роман не побледнел, не отвел взгляда, поджал губы и уронил:

– Извини, друг, ничего личного.

В кузове грузовика, оказывается, была дверь, ее охраняли еще двое омеговцев. Артура ткнули прикладом под ребра и, пока он корчился, разрезали веревки, затолкали внутрь.

Артур ткнулся носом в тряпку, провонявшую бензином. В фургоне, кроме него, сидели тот самый папанин наемник (обритый налысо молодой парень – недавно в поселке, кажется его называли Жбаном) и еще трое мужиков. Когда дверь захлопнулась и лязгнул засов, один из незнакомцев, тощий коротышка, принялся браниться и колотить кулаками по стенкам. Растерев затекшие запястья, Артур повалился на спину и закрыл глаза.

Духота стояла неимоверная, кабина раскалилась на солнце, воздух почти не проникал в маленькое зарешеченное окно, лишь чуть тянуло прохладой от вентилятора, впаянного между водительской кабиной и кузовом.

Солнце палило немилосердно. Оно стояло почти в зените, и скалы, окружающие Цитадель Омегу, не давали тени. Полоса препятствий, где тренировались курсанты, превратилась в печь. Вездесущая рыжая пыль устилала землю, висела в воздухе плотной занавесью, и казалось, что кислород уже выжгло и дышать нечем, потому что пыль забивает легкие. Полтора десятка курсантов, тяжело дыша, отжимались под счет командира-наставника, рослого седовласого военного в черной форме. Командир-наставник Андреас от жары не страдал, лицо его оставалось сухим, в отличие от лиц, спин, рук курсантов.

Лекс не знал, кто придумал полосу препятствий, поэтому зло для него, потного, грязного, олицетворял командир-наставник отряда. Лежа носом в пыль, чувствуя, как она прилипает к коже, Лекс не видел Андреаса, но слышал его изобличающий голос:

– Слабаки! Еще пятьдесят отжиманий! Раз!

Руки разогнулись, толкнув курсанта вверх. Удержаться! Это желанная передышка… упасть, и лежать, и не двигаться. Но за каждого упавшего отряд получает еще пятьдесят отжиманий. И еще. И еще. И со слабаком потом разберутся по-своему. А Лекс слабаком не был.

– Два!

Мышцы свело, руки дрожали, Лекс закусил сухую пыльную губу. Жарко. Солнце не просто выгоняет из организма влагу, но и вытапливает подкожный жир. Занятия должны были закончиться, если пользоваться системой измерения Древних, час назад, но прямо мордой в пыль упал Умник, и Андреас озверел, хоть и нехорошо так думать о командире-наставнике.

Счет продолжался, и Лекс отжимался механически, будто был киборгом. Слева, справа, сзади тяжело дышали сокурсники. Сколько еще? После силовых – построение, потом – научная часть, дальше – обед. На построении курсант должен выглядеть опрятно: форма отглажена, лицо умыто, блестящие глаза устремлены на командира-наставника. И на вышестоящее начальство, буде объявится.

– Стоп! – прервал счет Андреас.

Лекс рухнул в горячую пыль.

– Вы курсанты или мясо?! Курсант Гай, вста-ать!

Лекс через силу повернул голову и увидел, как встает, покачиваясь, курсант Гай, занимавший соседнюю койку, – сперва на четвереньки, потом на колени. Что это с Гаем? Он ведь парень не хилый. Заболел? Рядом скрипнула пыль, и перед глазами возникли слегка запорошенные сапоги командира-наставника.

– Встать, я сказал!

Гай встал. Его шатало.

– Из-за тебя, курсант, твои товарищи получат еще пятьдесят отжиманий! Ты понял? Посмотри на них, курсант!

Лекс не видел Гая, усталость была сильнее любопытства, но слабый, дребезжащий голос приятеля слышал отчетливо:

– Так точно, командир-наставник Андреас! Разрешите доложить… – И Гай упал. Рухнул на землю теперь уже по-настоящему.

Лекс вскочил, забыв об усталости, жаре, боли в мышцах. Бросился к другу, над которым уже склонился командир-наставник, некроз его заешь, хоть и нехорошо так о командире… Андреас перевернул Гая на спину. Из носа курсанта текла густая темная кровь. Сокурсники переглянулись, загомонили.

– Лекаря! – рявкнул командир-наставник.

Лекс кинулся через полосу препятствий к казармам, обогнул снаряды, «скалодром», «лабиринт» из сваренных труб, перепрыгнул неширокий ров, перемахнул через забор, выскочил на плац и понесся дальше. Сердце тяжело билось в груди, раскаленный воздух драл горло, а Лекс почему-то думал на бегу: вот нигде в Цитадели Омега нет пыли. Ни на плацу нет, ни у казарм, ни у домов офицеров, ни у бараков обслуги, ни на кухне, ни на путях, ни в шахтах – нигде! Почему ее столько на полосе препятствий, где каждое утро гоняют курсантов? Специально завозят? Лекс представил себе целый грузовик пыли и чуть не сбился с шага. Одернул сам себя. Там Гаю плохо, другу, соратнику! А он о пыли размышляет.

Лекс бежал по дороге, присыпанной гравием, мимо одинаковых зданий. На улицах было пусто – курсанты всех возрастов на занятиях, офицеры при деле. В Цитадели Омега, которую на Пустоши зовут Замком Омега, нет праздношатающихся.

У двери лазарета скучал помощник лекаря из штатских, широкоплечий и низкорослый Хома. Жевал что-то, сплевывая на землю. Заметив курсанта, осклабился. Лекс перешел на шаг, стараясь держаться подобающим образом – прямо и гордо. Он понимал, что по лбу, по щекам, оставляя дорожки на пыльной коже, бежит пот, что майка грязна, брюки – мутанту носить и то стыдно будет, лицо горит, оно сейчас, наверное, пунцовое, как у всех светловолосых после физической нагрузки, но хотя бы позой старался передать свое превосходство над Хомой.

– Пра-аблема? – протянул Хома.

– Лекаря срочно. На полосу.

– Тю. Сро-очно! – Хома улыбнулся еще шире. – Сейчас позову.

Лекс почувствовал, как поднимается мутная волна злости. «Мясо», увалень, как и все штатские. Сжав кулаки, он шагнул к Хоме…