Михаил Кликин - Личный враг Бога

Двуживущий — живущий двумя жизнями, в двух мирах. Разрывающийся между ними…

Деньги.

На все нужны были деньги…

Ровно в полдень он вылез из-за стола, слегка пошатываясь — хмель туманил голову. Непривычно длинный меч на поясе только мешался, цепляясь за грубую мебель бара, а иной раз и за посетителей.

— Извините… извините… — Глеб с трудом ворочал языком. Его кто-то толкнул, и он, налетев на чью-то спину, едва не упал. Кругом раздался дружный хохот.

— Извините, — сказал Глеб и не дожидаясь реакции человека, которого чуть не сбил, пробкой вылетел на улицу. Все-таки он был еще новичком и незапланированные приключения могли оказаться для него последними.

— Никогда не извиняйся здесь, паренек, — сказал ему кто-то, положив тяжелую руку на плечо. — Они воспринимают это как проявление слабости.

Глеб повернул голову, собираясь ответить чем-то колючим, но, как назло, ничего не шло в голову. Непрошеный советчик, не дожидаясь, пока Глеб придумает достойный ответ, исчез за дверью бара. Глеб запомнил пронзительно голубые, льдистые глаза незнакомца, его мощную спину, косолапую поступь и голос.

Что-то было в этой случайной встрече. В этом человеке…

Глеб пьяно задумался, глядя в захлопнувшуюся перед носом дверь, затем махнул рукой, покачнулся, разворачиваясь на месте, и направился на соседнюю улицу. Договариваться с кузнецом о продаже старого меча.

Пусть хоть за три монеты.

Деньги требовались и здесь.

У хирурга дрожали руки.

Глеб заметил это, когда уже лежал на операционном столе. Он хотел отказаться от операции, перенести ее на следующий день и открыл было рот, чтобы во всеуслышание объявить о своем решении, но сестра поднесла к его лицу пластиковую маску. Глеб вдохнул тошнотворно сладкий газ, и слова забылись. Медленно-медленно поплыло сознание. Закачалось. Вспухло, наполнив собой всю операционную.

Глеб видел все. Но видел как-то странно.

Теперь дрожали не только руки хирурга. Он и сам дрожал. И сестра в белом халате. И белые стены, и потолок, и слепящий свет круглых ламп…

Все дрожало и кружилось. Быстрее, быстрее. Бешено…

Глеб зажмурился и уже не мог открыть глаза.

— Через две минуты приступаем, — эту фразу долго-долго выговаривал чей-то незнакомый голос, мучительно растягивая слова, словно тугие мехи гармони…

Он пришел в себя в палате и не сразу понял, где находится.

Болела голова. Он хотел потрогать висок, но руки не слушались. Он вообще не ощущал их. У него не было рук!

Глеб в ужасе вскрикнул, и тотчас рядом скрипнула половица. Морщинистое старушечье лицо склонилось над ним.

— Очнулись, голубчик? Все хорошо. Через два дня вас выпишут. Поспите пока. Поспите… — Голос старушки был ласков настолько, что хотелось плакать.

Но руки не слушались по-прежнему, и Глеб пробормотал:

— Где… руки?..

— Все хорошо, голубчик. Мы вас спеленали, чтобы вы не трогали голову. Не надо трогать, пока не заживет. Так врач велел… Спеленали, как дитя. Спите, спите… — Сиделка баюкала мягким заботливым шепотком, а в черепе гудел целый завод, там что-то гремело, щелкало, стучало. Там кипела работа. На короткие мгновения вдруг устанавливалась полная тишина — исчезал заводской шум, но вместе с ним пропадал и голос старушки. Только шевелились бледные тонкие губы. «Спите, спите…» — читал Глеб их движение.

«Спите…» — и он засыпал…

За старый клинок удалось выторговать четыре серебряные монеты.

Не так уж и плохо.

Глеб возвращался от кузнеца в приподнятом настроении. Хмель выветрился, вернулась ясность мышления.

Когда он проходил мимо большого тополя, прикрывшего ветвями сразу два деревенских дома, его окликнули:

— Эй, парень, подойди на минуту.

В тени под раскидистым деревом сидел грязный оборванец. Он не выглядел опасным, тем более, насколько мог видеть Глеб, у него не было оружия, разве только нож за пазухой. И на мага он не походил. Впрочем, кто знает… Глеб остановился, решая, стоит ли рисковать.

— Чего ты? — спросил оборванец. — Боишься, что ли?

— Кого? Тебя? — вскинулся Глеб. Он приблизился у сидящему на траве человеку и спросил:

— Чего тебе надо?

— Мне? — Загорелое лицо грязнули выразило удивление. Лукаво блеснули глаза из-под вздернувшихся бровей. — Это тебе надо, парень. Слушай… — Незнакомец заговорил быстро, взгляд его метался по пыльной дороге, отмечая каждого из идущих мимо людей. Когда кто-нибудь проходил рядом, он замолкал на некоторое время, словно боялся, что его услышат, и затем вновь продолжал свою скороговорку:

— Я торгую информацией, парень. Ты не смотри, что я такой, просто так не привлекаешь ничьего внимания. Грабителям с меня нечего снять, да и подойти-то ко мне противно, я знаю. Но ты верь мне. Спроси кого хочешь — Рябого Пса все знают, все пользуются его услугами. Рябой Пес — это я. Проверенный человек, спроси у любого. Я не спрашиваю, как зовут тебя, мне все равно. У тебе есть деньги?

Глеб, опешивший от бурного потока обрушившихся на него слов, автоматически кивнул. Рябой Пес продолжал, словно и не заметив ответа:

— Я хожу-брожу по Миру, смотрю, где что есть, спрашиваю. Я все знаю. Я знаю всех. Меня все знают. Это мое кредо. — Ему явно понравилось это слово, и он несколько раз повторил, склонив голову набок, вслушиваясь в его звучание. Так он действительно напоминал собаку. Бродячую дворнягу. — Кредо… кредо… Это мое кредо… Надо запомнить… Так вот. Я человек известный, торгую информацией, смотрю, что почем, где у кого, знаю, кому чего нужно. Ведь тебе нужно стать сильным? Можешь не отвечать, Рябой Пес знает. Всего несколько монет — а сколько их у тебя? — и я расскажу тебе, где можно достать одну вещь. Хорошую вещь. Так сколько у тебя денег, парень?

— Мало, — сказал Глеб.

— Много-мало, это ни о чем не говорит. Кому-то мало, а мне, может, много, кому-то много, а мне будет мало. Много-мало — это не ответ. Сколько у тебя золотых? Или у тебя серебро? Мне все равно. Это мое кредо.

— Четыре серебряных.

— Четыре легеньких светленьких? Не-ет. Это действительно мало. Пожалуй, я сообщу об этой вещи другому. Это тянет минимум на пять золотых. Нет! — Он помотал головой. — Ты не хочешь стать сильным. Ты всегда будешь новичком. Навсегда останешься Новорожденным.

— Ты потише, — предупредил Глеб, касаясь рукояти меча.

— Меня не пугай, парень. Меня все знают. Я человек полезный. Коснись меня пальцем, и за тобой будут охотиться, словно за бешеным псом. Ха! Прощай…

— Подожди, — Глеб был заинтригован. — Так что там у тебя?

— Пять золотых.

— Десять серебряных.

— Десять серебряных? Десять серебряных! Десять серебряных… Двенадцать!