Татьяна Живова - Джульетта без имени

Пришел черед рассказывать Востоку. Он рассказал все: и про ставшее невыполнимым (благодаря знакомству с Крысей) задание по поимке живого крысюка, и про недавние события на территории Ботанического Сада — все, что знал, и чему сам был свидетелем. Даже рассказал, почему согласился идти за «языком». Ничего не скрыл.

— И, поскольку я не хочу, чтобы меня здесь считали шпионом, а Крысю — предательницей, — закончил он, — я и предложил вам и вашим бойцам отправиться со мной и своими глазами увидеть доказательства моих слов. Хотя бы в отношении «черных». Но кто ж знал, что вы уже там были?.. Что касается гипотетического нападения... — тут сталкер усмехнулся, глядя в глаза скавену, — ни за что не поверю, что у вас нет такой разведки, которая не смогла бы тайно проникнуть куда надо и разузнать что надо!

— Разведка, говоришь... Разведка, может, и есть... — уклончиво ответил Питон. — Но как ты себе представляешь возможность контакта между нашими станциями в условиях взаимной нежнейшей ненависти?

— Если честно, раньше совсем не представлял, — признался Восток. — Да и сейчас, когда я узнал ваше... ваш народ ближе, — пока еще с трудом. Но дело в том, что однажды у властей одного из наших конгломератов, Полиса, возникла мысль, что вы — то есть ваши сталкеры — будут просто незаменимы в дальних рейдах на поверхность. С вашей стойкостью к ее условиям... — Восток искоса посмотрел на собеседника, проверяя его реакцию. Но лицо Питона осталось невозмутимым. Поэтому сталкер продолжил: — Поначалу они хотели отправить к вам посланников. Чтобы те попробовали установить контакт между нашими частями Метро. С дальнейшим прицелом на сотрудничество. Но после того, как не вернулись несколько «экспедиций» — еще в самом начале, когда мы узнали о вас, — слава о вашей части метро и о вашем племени у нас пошла самая нехорошая. Поэтому охотников на роли дипломатов-камикадзе не нашлось. И со временем идея погасла сама собой. Тем не менее, некоторых моих коллег она так или иначе, но тоже заинтересовала — несмотря на все возможные риски. Правда — в отличие от чересчур радужно мыслящих чиновников, — их больше волнует более приземленный и актуальный на данный момент вопрос: нейтралитет и договор о ненападении между сталкерами нашей и вашей части Метро. Вот это для нас — первейшая необходимость. Что же касается пресловутого дальнейшего сотрудничества... Наши командиры считают (и я с ними полностью в этом согласен), что это пока еще преждевременный вопрос. Слишком много еще между нашими народами отчуждения, ненависти и... крови...

— Крови меж нами и правда... многовато... — медленно проговорил Питон, меж тем обдумывая слова сталкера. Действительно, если «чистые» сами собирались просить мира и дружбы (пусть даже и не решились претворять идею в жизнь) — то о какой войне может идти речь? Весомый аргумент в пользу невиновности ребят!

Разговор растянулся на несколько часов. Ближе к полудню со станции прибежал нарочный — Гацевский требовал новоприбывших пред ясны очи. Питон гонца даже в зал не пустил — мол, карантин! Лежат, мол, оба «гостя», в себя приходят. Так что пусть Гацевский перебьется пока... Нет, станционного врача звать не надо — добытчики и сами с усами. Саша Михайловский — медик отряда — не зря всех учил первую помощь оказывать. А кое-кого — и не только. Так что вот. Нарочный убежал и больше не возвращался — Совет как-то легко проглотил отмазку и, видать, решил подумать еще. И то хорошо. Остынут немного...

Конечно, с карантином Питон слукавил — смысла в нем не было, разве что, как у иудеев, ритуально смыть нечистый дух Алтуфьева. Да и Крыся в себя пришла довольно быстро и, кажется, даже без серьезных последствий для организма. И Питон первый услышал историю их злоключений в Алтухах и воистину чудесного оттуда спасения.

Но с докладом к Совету идти все же надо было. Поэтому вскоре Питон, наказав Крысе и Востоку не высовываться из той комнатушки, где они находились, а двоим своим добытчикам — охранять их и ни под каким предлогом не пускать к ним никого из станционных, отбыл в сторону «апартаментов» администрации.

Когда Сергею Петровичу Александрову доложили, что с поверхности вместе с зуевской группой вернулись два дня назад высланные в Алтуфьево шпионы, он чуть чаем не подавился.

— Да ну... А точно они? — сипло спросил он начальника караула, продышавшись.

— Точно так... — тот стоял, вытянувшись, и лицо у него было такое же вытянутое. — Девчонка-добытчица и этот, который с ней был, из «чистых». Еле-еле — но живые. Вместе с людьми Питона пришли, «чистый» даже нашего раненого волок. В шлюз вбежали и рухнули...

Александров медленно поставил чашку на стол.

— Чудеса... Да садись ты, чего торчишь, как гвоздь в паркете... — он махнул рукой на караульного, и тот, тяжело дыша, плюхнулся на стул. — А сейчас где они?

— В кассовом зале, наверху. Они оба, кажется, без сознания. И у Зуева два человека побиты крепко — там наверху невесть что творится. Ураган — не ураган, дрянь какая-то непонятная.

— Что Зуев?

— Живой. Ничего не сказал, только медика своего отрядного кликнул и сейчас вместе с ранеными сидит. И с... этими.

— Ладно... — Александров запустил короткие пальцы в порядком поредевшую шевелюру. — Ты вот что, Максимыч... Давай-ка чайку выпей, и дуй к себе обратно, а мне своего человечка пришли. Раз такие чудеса творятся, крепко подумать надо. Люда! —позвал он.

В комнатку тут же заглянула невысокая женщина.

— Звали, Сергей Петрович?

— Людочка, сообрази, пожалуйста, чайку для Николая Максимыча, а то он вон как запыхался. А мне скажи, там Гацевский ясны очи продрал али как?

— Спит, Сергей Петрович, вроде бы... И остальные тоже.

— Ну хорошо. Сейчас я им такую побудочку устрою — повскакивают...

Он встал, разминая затекшую поясницу. Все-таки старость — не радость. Обернулся к начальнику караула.

— Максимыч, сам понимаешь — чтобы твои за этими гостями бдели, как Змей Горыныч за Кащеевым яйцом! И людей лишних туда до моей команды не пускать. Все ясно?

— Так точно!

— Точно, точно... Смотри, Максимыч!

Александров вышел из своей комнатушки, плотно затворив дверь. Идти было недалеко — через коридор и налево. Он остановился около двери в бывшую мастерскую СЦБ. Оттуда доносился негромкий храп. Александров приоткрыл дверь, нашарил на стене выключатель. Сюда электричество подавалось всегда — здесь жили члены Совета. Лампочка под потолком неярко вспыхнула, и тут же раздался сонный голос:

— Кого там нелегкая принесла?

— Вставай, Юра, а то проспишь царствие небесное, — Александров со скрипом и грохотом подтянул к себе табурет и уселся на него. Напротив на топчане ворочался, просыпаясь, Гацевский — второй член Совета Содружества от станции Бибирево. Гацевский был толстоват, и одеяло пузырилось у него на животе, как на небольшом холме. Он с трудом приоткрыл один глаз.