Петер Фехервари - Каста огня

Федра: слишком ленивая, чтобы стать миром смерти, слишком злобная, чтобы быть чем-то ещё. Хотя Она не может похвастаться стадами смертоносных чудовищ или геологическими катастрофами истинного мира смерти, не стоит Её недооценивать. Федра убивает медленно, незаметно — но уверенно. И да, я осознанно обращаюсь к Ней, как к живому существу. Все солдаты знают это, несмотря на отрицания верховного командования. Выживи здесь достаточно долго, и тоже это поймешь. Осознаешь, что Она пронизана разложением до трухлявого, раскисшего ядра, и неважно, что говорят советники Экклезиархии. Ты разглядишь это в тумане, и в дожде, и в ползучей сырости, которые будут твоими вечными спутниками, но яснее всего это проявится в Её джунглях.

Как видишь, ты прибыл на водный мир, а обнаружил серо-зеленый, ни на что не похожий ад. Океаны Федры задыхаются от бесчисленных островов, а сами острова покрыты растительностью, расползающейся, словно быстро растущая опухоль. Там ты найдешь трясины вонючих водорослей, удушающих лиан и огромных, возносящихся к небу грибов. Хуже того, сами острова — живые. Просто загляни под воду, и увидишь, как они дышат и пульсируют. Техножрецы биологис говорят, что это какая-то разновидность кораллов, незначительное, безмозглое богохульство разнообразия ксеноформ. Они утверждают, что острова не затронуты порчей, но я слышал злобную кровавую музыку, звучащую в жилах этого мира, и знаю, что механикумы — глупцы.

Итак, ты предупрежден, и мой долг перед тобой исполнен. Время не ждет, мне пора начинать последние приготовления. Я говорил тебе, что приближается буря? Не один из убийственных тайфунов Федры, но всё равно могучий шторм, это чувствуется в возмущенном, наэлектризованном воздухе. И они это чувствуют, крысы, надевшие личины моих подопечных, внесшие разлад в умы храбрецов. Мои подопечные? Ах да. Когда их ещё не сломали уловки этого мира, они назывались полком Верзантских Конкистадоров. Теперь же они не более чем пережитки прошлого, оставленные гнить; как, в общем-то, и я. Возможно, поэтому судьба привела меня к конкистадорам. Возможно, поэтому я по-прежнему забочусь о подопечных достаточно сильно, чтобы попытаться спасти их. Верзантцы никогда не были лучшими солдатами Имперской Гвардии, но и сейчас для них ещё есть шанс на искупление.

Есть семеро из них, что достойны жалости, и восьмой, к которому нет сострадания. Я наблюдал, как они балансируют на грани ереси, удерживаемые последними остатками чести, веры, или, быть может, обычного страха. Но явившаяся буря раздует нечестивый огонь в их сердцах и подтолкнет сомневающихся в спину. Мне нужно быть там, ради них.

Да, ты прав — я был слаб. Несомненно, Бирс, мой старый наставник, сказал бы, что им давно уже следовало преподать урок, но я раздавлен, как и всё остальное в мясорубке этой войны. Мне ни разу не хватало духу осуществить Правосудие Императора со времен разгрома в ущелье Индиго и Номера 27. Возможно, если бы я обладал огнем Бирса или льдом Ниманда, был более достойным представителем нашего особенного братства, всё могло бы сложиться иначе и эти гвардейцы не зашли бы так далеко. Но Бирс и Ниманд давно мертвы, и я один держу оборону.

Предатели думают, что лихорадка ослепила меня, но их тайные шепоты были услышаны. Сегодня они побегут, и я буду ждать.

В Трясине никогда не было по-настоящему темно. Днем ревнивый полог деревьев удушал солнечный свет, истончая лучи, и в джунглях царила полутьма. После заката просыпались грибки и лишайники, которыми кишмя кишел лес, их биологическое свечение озаряло гроты и полянки, превращая топи в желчную страну чудес. Это был мир враждующих сумерек, но призраки всё равно появлялись здесь по ночам.

Украдкой выбравшись из запутанного сплетения джунглей, они топтались у края опушки. Их было семеро, и каждый казался истощенной тенью в прогнившем мундире. В желтушном свете грибков униформа цвета хаки мелькала пурпурными пятнами, а глаза солдат как будто поблескивали огнем с оттенком индиго. Пригибаясь на границе джунглей, они осматривали опушку, водя из стороны в сторону видавшими виды лазвинтовками. Лидер группы быстро махнул ладонью, и люди, разделившись на две команды, рассредоточились по периметру. Командир, стоя неподвижно, продолжал наблюдать за приземистыми развалинами в центре поляны.

Ливень усилился, тяжелые капли пробивали полог леса, поднимая узкие струйки водяного пара, но бледный купол храма сиял сквозь пелену дождя. Для туземных построек это было привычным делом — древние федрийцы, не имевшие в своем распоряжении камней, вырубали здания из кораллов. Это придавало строениям зернистый, органический облик, вызывающий отвращение у имперцев. Центральная башня храма обвалилась, в стенах повсюду виднелись трещины, но ни один побег, ни одна лоза, охочие и до менее заброшенных руин, так и не коснулись постройки. Её окружала бесплодная земля, сдерживающая джунгли на расстоянии примерно десяти метров. Жрецы Механикус живо интересовались этим загадочным явлением, наблюдавшимся возле множества покинутых храмов по всей планете. Для Игнаца Кабесы, впрочем, это был всего лишь ещё один признак коренной неправильности Федры.

Сержант с виду напоминал высохший труп, а его лицо, покрытое серой грязью, превратилось в посмертную маску. Глаза Игнаца сверкали в просветах маскировочного слоя, а в зрачках переливчато блестело возбуждение, но Кабеса не был опустившимся наркоманом. Он ненавидел большинство грибковых наркотиков этого мира, но Слава отличалась от других. Вдохнув её споры, человек обретал невероятную остроту восприятия, которая порой посещала воинов в разгаре сражения. Разумеется, Слава находилась под запретом, но глубоко в Трясине, вдали от бдительных глаз жрецов и дисциплинарных офицеров, люди жили по собственным правилам. С тревогой сержант подумал об Айверсоне, этой ходячей развалине в облике комиссара, который присоединился к «Буре» — их полку — месяц назад. Он восседал над останками 6-го Верзантского, словно стервятник над умирающим человеком.

И, вне всяких сомнений, 6-й действительно умирал.

Падение родного полка медленно обжигало стыдом сердце Игнаца. Они были верзантцами, конкистадорами Галеонова Меридиана, гвардейцами Бога-Императора, и с ликованием начинали эту кампанию! Агилья де Каравахаль, святой Водный Дракон «Бури», вогнал свой полк в религиозный пыл, и бойцы радостно присоединились к крестовому походу Федры, охваченные жаждой выжечь свои имена на теле этого языческого мира.

А в итоге утонули в его поганой грязи.

Как давно это началось? Три года назад? Четыре? Сам Каравахаль скончался на втором году, охваченный бредом и истекающий кровью, выеденный изнутри паразитами сверлящей мухи. После этого неизбежно нарушилось единство полка, и вскоре от тысячи гордых конкистадоров осталась пара сотен теней. Верзантцев, превратившихся в стратегически незначительную силу, перевели на этот бесполезный островок, кишащий нечестивыми дикарями-ксенолюбами. Топаз Долорозы, захолустный уголок войны, победа в которой была невозможна настолько же, насколько и бессмысленна. И здесь о 6-м полке забыли — почти .