Ольга Манскова - Без имени

— Филфак, — робко и уничиженно сказал Евгений.

— Философский?

— Филологический… Классическое отделение.

— Филологический? А это еще что за зверь такой? — Палыч слегка потер рука об руку, — Слышь? Филологический! — он обернулся к окну, у которого стоял субъект в майке. Евгений на минуту увидел многослойный, потный затылок Палыча. «Должно быть, он воняет перхотью и потом», — не к месту подумал молодой человек.

— Ну… Был такой факультет, — отвечал он по инерции. — Сейчас их все везде позакрывали уже. Сказали: больше не нужно… Со школы все грамотные.

— А-а…, - протянул Палыч, — Понятно. Это — из не востребованных жизнью. Значит, классическое, говорите? Классиков изучали, что ли?

«Нет, как в классики играть, — чуть не ляпнул Евгений, но вовремя сообразил, что эта шутка может стоить ему работы. Что «классическое» — это латынь и древнегреческий, он тоже решил не уточнять.

— Да, мы проходили мировую литературу, — сказал он робко.

— Ну, что ж, похвально! «Преступление и наказание» читали?

— Читал.

— Ну, вот его должникам и цитируйте. И больше — про наказание. Про его неизбежность, так сказать. Неизбежность и подчеркивайте. Уловили?

— Да.

— Ну, что ж! Алёна покажет вам обучающие ролики, потом — пройдете стажировочку. Обучение — бесплатное; но, если уволиться надумаете раньше, чем через год — выплатите нам указанную в договоре сумму. Поняли? Да, и ещё: первые три месяца — испытательный срок, при этом будете получать только половину оклада. Вам повезло: человек нам нужен, и при том срочно. Мы расширяем наше дело. Константин вот перешел на выезды, — и Палыч кивнул в сторону окна, где, спиной к ним, стоял тип в майке. — Их стало много. Выездов. Он и я ездим по адресам, беседуем, так сказать, напрямую. Ну, это — особая форма нашей работы.

— Они идут, — обернувшись как раз в это время, сказал этот самый Константин Палычу.

— Ну, что ж, будете контракт подписывать? — спросил тот у Евгения.

— Да.

— Подойдите тогда к секретарше, к Алёне, она вам всё объяснит и даст подписать договор. Документы у вас с собой?

— Да.

— Получите у нее инструктаж, и с завтрашнего дня начнете смотреть учебные фильмы…

— Хорошо.

— Идите! — и Палыч указал на дверь.

Через несколько дней просмотров учебных фильмов о способах и методах взыскивания задолженности, Евгений познакомился с тем, что ему предстояло теперь делать: в рабочий день, с восьми до восьми, он обзванивал должников, разговаривая с ними по предложенным шаблонам «обработки» и проведения беседы, два рабочих дня перемежались с одним выходным. А еще, примерно раз в неделю, в любое время, он продолжал просматривать учебные ролики и программы мотивации: непременно на работе, в отдельном кабинете. Ровно в восемь он, к счастью, должен был тут же покинуть помещение, даже оборвав, если нужно, затянувшуюся беседу с клиентом. После восьми помещение не принадлежало коллекторскому агентству: шеф сдавал его в аренду другой фирме или организации.

Работа была нервной, но сносной. И Евгений уже начинал втягиваться в режим: двое суток на работе — с восьми до восьми, потом — выходной… А работал он в самом дальнем и темном углу за одним из шкафов-перегородок, с маленьким-маленьким окошком. Его непрерывно проводимые звонки, все до одного, регистрировались на особой аппаратуре. Все «операторы связи», как их здесь называли, работали сами по себе, почти не соприкасаясь друг с другом: разве что при очереди в туалет. Иногда он перекидывался парой фраз с секретаршей Алёной, а ещё его время от времени донимала контролерша, Зинаида Васильевна, которая прослушивала записанные разговоры, пропесочивала за ошибки и давала ценные указания, одно из которых нередко противоречило другому. В общем, Евгений сразу понял, что при любом конфликте виноват будет всегда только он сам, и его языком организация хочет говорить, но при этом «за базар» не отвечать.

Сегодня Евгений был особенно раздражен, поскольку поцапался с Зинаидой Васильевной, которая требовала «еще раз» нажать на одну из клиенток, несмотря на то, что та долго плакала в телефон и объясняла, что у нее нет денег. Эта клиентка потеряла работу, но через неделю обещала отдать часть суммы, когда получит перевод.

«Ты должен был на неё нажать сильнее, пусть поспешит», — прошипела Зинаида, — Нельзя быть таким сговорчивым и мягкотелым, а то я тебя уволю!»

До конца работы оставалось уже менее часа, но нервы Евгения были расшатаны; он был сильно взволнован. Потому, звоня по телефону (ему нужно было осуществить еще целых пять плановых звонков), он то теребил край пиджака, то открывал и закрывал ящик стола. В очередной раз открыв этот несчастный ящик, Евгений заметил там немного кристаллического белого вещества (соль? сахар?), и, послюнявив палец, провел им по просыпанному кем-то белому порошку. Потом, закончив разговор, посмотрел на свой запачканный палец и машинально лизнул. Вкус у порошка был странный, незнакомый. Через несколько минут он сделал последний звонок, произнеся все фразы абсолютно так, как это полагается по инструкции, хотя язык от усталости уже еле-еле ворочался. И вдруг…

Он почувствовал головокружение и почти сразу же упал. Было почти восемь; напарник Евгения Игорь, также дежурный сегодня, оделся и выскочил минутой ранее; шеф, Алёна, Зинаида Васильевна и все остальные работали не в смену и ушли в пять. Помещение Евгений никогда не закрывал: в здании были другие «съемные объекты», с другими хозяевами, и внизу сидел охранник, а сюда должны были вскоре прийти те, кто снимал это помещение на поздний вечер. Тело Евгения осталось здесь лежать, соскользнув под стол с вращающегося офисного кресла; и, будто бездыханный труп, ватная кукла, валялось на полу…

Когда он открыл глаза, Евгений сразу не понял, где он и кто он такой. Он приподнял голову, ударившись о сидение стула. Осмотрелся, и медленно, на четвереньках, вылез из-под стола. Вокруг было много людей, некоторые из них орали и пели, да и остальные явно испытывали экстаз… Кто танцевал или кружился, кто ползал по полу; один парень, оттолкнув Евгения в сторону, подбежал к окну, и, схватив стоявший на нем горшок с фикусом, вынес его на середину комнаты, поставил на пол, и, встав на четвереньки, откусил от бедного цветка кусочек листика и стал жевать. Дама с очарованными глазами, будто бы закапанными белладонной, неподалеку от Евгения истерически хохотала, а крупный, высокий парень с довольно длинной бородой и глазами чуть навыкате, сообщал всем о том, что он зайка — попрыгайка. Наверное, ему казалось, что это жутко весело, а он — массовик-затейник.

«Они все уколотые или обкуренные», — подумал Евгений, судорожно пытаясь вспомнить, как и когда он попал в это помещение.