Уильям Гибсон - Зимний рынок

Я продолжал двигаться, сменив шесть или семь заведений, в конце концов завалился в клуб Вест Энд, который, похоже, не ремонтировали годов с девяностых. Повсюду отслаивающийся хром, обнажающий пластик, размытые голограммы, от которых, стоит лишь попытаться рассмотреть картинку, начинает раскалываться голова. Кажется, Барри рассказывал мне об этом месте, но вот по какому поводу… Я огляделся и ухмыльнулся. Если я специально искал какую-то унылую дыру, то, похоже, её нашёл. Есть, сказал я себе и уселся на угловой стул у стойки, — действительно дыра, самая настоящая. Тут достаточно паршиво, чтобы остановить инерцию этого дерьмового вечера, и это, несомненно, хорошо. Вот приму ещё стаканчик на дорожку, полюбуюсь этой пещерой и возьму такси до дома.

Ну а затем я увидел Лизу.

Она меня не заметила, пока что, а я ещё не снял куртку и твидовый её воротник был поднят — вынужденная мера в борьбе с непогодой. Она сидела за угловым столиком в глубине бара, отгородившись парой глубоких пустых фужеров, тех, что подают с маленькими гонконгскими зонтиками или пластиковыми русалками. И когда она взглянула на парня, сидящего напротив, в глазах её плясали язычки магика, стало ясно, что выпитые ею коктейли — безалкогольные, потому что, накачанная наркотой, она бы не выдержала подобной смеси. Чувак же, похоже, был уже готов, прибитый выпивкой, кажется, сейчас съедет со стула на пол. Он продолжал что-то бубнить, пытаясь сфокусировать взгляд на Лизе, сидящей перед ним во всё той же, модельерами выбранной чёрной ветровке, застёгнутой по самое горло, и череп её просвечивал сквозь кожу лица тысячеватной лампой. И увидев её такой, я понял очень и очень многое. Например, что она и правду умирает, от магика или своей болезни, а может и от их комбинации, и что она понимает это чертовски хорошо. Парень был слишком пьян, чтобы разглядеть экзоскелет, но не достаточно пьян, чтобы не заметить её дорогой одёжки и того, как она сорит деньгами. И что происходит именно то, на что это и похоже.

Но я не мог и не хотел всё это осознать и связать воедино. Что-то внутри меня будто съёжилось. А она улыбалась, во всяком изображала что-то, по её мнению на улыбку похожее, такое подходящее под ситуацию выражение, и кивала, когда парень выдавливал порцию бессмысленной туфты. И как-то сами собой всплыли в памяти её слова про то, что она любит смотреть…

Теперь я понимаю, не очутись я тогда в этом баре, не встреть её с этим парнем, мне было бы гораздо проще принять то, что позднее случилось. Возможно, нашёл бы в себе силы порадоваться за неё, или смог бы доверять тому, во что она потом превратилась, созданному по её образу, той программе, претворяющейся Лизой, чтобы убедить себя же, что она и есть Лиза. Я бы мог верить, как Рубин, что она просто всё перешагнула, эдакая хайтэчная Святая Жанна, сплавившаяся воедино с тем Голливудским хардвэрным божеством, и что в час своего перехода ни о чём она не жалела. Что со слёзами радости отринула она своё бренное тело, освободившись от полиуглеродных пут и ненавистной плоти. Ну, может так оно и было на самом деле. Как-то так. Думаю, так она себе всё и представляла.

Но, увидев её там, держащей своей нечувствительной дланью руку этого парня, я понял, раз и навсегда, что мотивы человеческого поведения простыми не бывают. Даже Лиза, с её разрушающей, безумной тягой к славе и кибер-бессмертию, имела свои слабости. Была человеком в самом ненавистном мне смысле.

Той ночью она собралась поцеловать саму себя на прощание, и нашла кого-то, достаточно пьяного, чтобы сделать это за неё. Я был уверен: она правда любит смотреть.

Думаю, она заметила, как я, почти бегом, смылся. Если так, то, полагаю, возненавидела меня ещё сильней, чем прежде. Возненавидела за ужас и жалость, проступившие на моём лице.

Больше я её не видел.

Я как-то спросил, почему «Wild Turkey» — единственное пойло, которое Рубин умеет смешивать. Железобетонной крепости пойло. Рубин передал мне помятую алюминиевую кружку. Вокруг же нас тихо жужжали и копошились его мелкие создания.

— Ты, всё таки, должен съездить во Франкфурт, — сказал Рубин.

— Но почему?

— Потому что очень скоро она тебе позвонит. Я думаю, может ты не вполне к этому готов. Тебя всё ещё пугает это, ведь оно будет говорить как Лиза и думать как Лиза, и ты совсем съедешь. Съездишь со мной во Франкфурт и чуть отдышишься. Там она тебя не найдёт.

— Я же тебе говорил, — выдавил я, а сам вспомнил её в том баре, — Работа… Макс…

— Забей на Макса. Он только что разбогател, так что — пусть не дёргается. Да и ты хороший кусок с Королей урвал. Лениво что ли счёт проверить? Можешь позволить себе отпуск.

Я гляжу на него, думая, расскажу ли ему когда-нибудь о нашей с Лизой последней встрече.

— Я признателен тебе, мужик, но просто я…

Он вздохнул и отхлебнул из кружки.

— Ты что?

— Рубин, если она мне позвонит, это будет она?

Он поглядел на меня долгим взглядом.

— А бог его знает… — и шмякнул кружку на стол, — Я хочу сказать, Кейси, технология то обкатана, но кто скажет наверняка?

— И ты думаешь, мне надо с тобой во Франкфурт?

И он снял свои очки в стальной оправе и немного нервно протёр их краешком своей фланелевой рубашки-шотландки.

— Да. Тебе нужен отдых. Может, не прямо сейчас, но потом точно понадобится.

— Это почему же?

— Ну, когда отредактируешь следующий альбом. А он сто пудово скоро будет писаться, потому что ей понадобятся деньги, и быстро. Она ведь занимает до черта места в каком-то там корпоративном мэйнфрейме, а прибыли от Королей не хватит, чтобы покрыть затраты на её размещение. А ты, всё ж таки, её редактор. В смысле, кто же, если не ты?

Я глядел на то, как он водружает очки обратно, и не мог оторвать глаз.

— Кто ж ещё, мужик?

И когда одно из его созданий издаёт тихий, но отчётливый щелчок, до меня доходит, что Рубин прав.

fastwipe — у Гибсона — устройство, позволяющее записывать и редактировать «сны».

Monkey — ботинки, которые носили Rude Boys в 60-е годы. Они отличались от строительных ботинок тем, что не имели каблуков, а также тем, как их боковые части крепились к подошве и передней части ботинка.

wizz — вид амфетаминов.

RadioShack — сеть магазинов, торгующих разнообразной электроникой, ну и сопутствующими вещами.

Думаю, читатель несомненно знаком с нехарактерным употреблением термина «soft» у раннего Гибсона.