Василий Ершов - Ищейки [litres]

– Пожалуйста! – взмолился волшебник.

– Л-лесьме на кадум, – сказал вдруг Адам совершенно отчётливо. И улыбнулся бессмысленной улыбкой.

Ветер моментально скончался. Вообще стало неестественно тихо. Стало видно, как всюду неспешно, подобно пылинкам в луче света, кружили маленькие белые огоньки. И это – в абсолютной темноте грозовой ночи! Словно само время замедлило свой бег. «Вот это да!» – поразился Кристоф. Повертев головой, он глянул наконец вверх. Алчное сопло смерча нехотя втягивалось обратно, в угрюмую облачную пелену.

– Всё позади, Адам! – облегчённо выдохнул чародей. Он преодолел последние три шага, вознамерившись взять больного парня за руку. – Всё позади! Идём к Люсиль! Она в безо…

– Адам! – раздалось за спиной ищейки.

Кристоф похолодел. Это кричала Люсиль.

Оставшись в потёмках одна, на окраине жуткого кукурузного поля, девушка не находила себе места. Она в любую секунду ожидала самого страшного. Энвер нигде видно не было. Адам стоял легко, словно и не чувствовал бури – только рубаха и штаны метались на ветру, как взбешённые цепные псы. Кристоф же удерживал позицию с ощутимым трудом, но не отступал, продолжая увещевать виновника событий. И в какой-то момент произошло нечто, что вывело мисс Деверо из оцепенения: опустилась неестественная тишина; порывы ураганного ветра испарились, будто их и не было; всё пространство вокруг ржавых памятников довоенной цивилизации наполнилось сотнями плавающих во мраке светлячков. Здесь нервы хозяйки «Четырёх холмов» не выдержали, и Люсиль выскочила на свободную от кукурузы территорию.

Внимание новы сфокусировалось на новом раздражителе. Кристоф увидел отражение девушки в серых глазах Адама. Глаза эти расширились, лицо парня перекосилось.

– Л-лес-с-сьме! – промычал он, и это мычание в тишине прозвучало пронзительнее самого дикого вопля.

Кристоф какими-то задворками магического чутья уловил что-то, похожее в его воображении на клацанье спускового крючка. Плотину всё-таки прорвало.

Люсиль, стоя всего в паре десятков метров от мужчин, успела заметить, как лицо её брата исказилось гримасой страха. Адам уже не смотрел на чародея – только на неё.

…Следующая секунда превращается в вечность. Движения растягиваются, замедляются до совершенного сюрреализма. Девушка видит, как волшебник с силой толкает её брата в грудь, чтобы разорвать дистанцию. Тьма поспешно отступает; стерильный белый свет становится всё ярче, он обгоняет застывшие карамельной патокой мгновения. Люсиль чувствует неотвратимо надвигающуюся силу, как будто небосвод всей своей тяжестью рушится на холм. Из сердца облачной громады уже несётся вниз, ветвясь, продираясь сквозь упругие молекулы газов, яростно шипящий сгусток магической энергии – молния. Адам заваливается назад, суча ногами; он всё дальше от ищейки. Кристоф, оттолкнув нову, успевает упасть на одно колено и выбросить вертикально вверх прямую руку. Сжатый кулак нацелился в самый центр шторма, на одном из пальцев что-то тускло блестит. Люсиль понимает, что произойдёт дальше, и зажмуривается, не в силах этого видеть…

Сотрясение чудовищной силы! Будто молот забытого языческого бога поколебал всю земную твердь, напоминая о том, что древние сущности всё ещё яростны и могущественны. Вспышка слепящего света острым клинком резанула по глазам, несмотря на плотно сомкнутые веки; налетевший следом грохот оглушил. Люсиль вскрикнула от боли, рефлекторно заслонилась руками и упала ничком. Но не успел ещё последний громовой раскат заглохнуть вдали, как девушка приподнялась на четвереньках. Ослепшая, оглохшая, она тем не менее страстно желала узнать, что же случилось с братом. Глаза удалось открыть не сразу: навернувшиеся слёзы цементировали веки, на пару со страхом не позволяя увидеть то, что осталось от чародея. Удар был подобен падению скалы, и Люсиль не обольщалась. Ей стало очень горько. Поэтому она, проглотив подступивший к горлу комок, мутным взором посмотрела туда, куда отлетел брат.

Адама отбросило на несколько метров, и теперь, перепуганный, наверное, больше всех, он сидел на заднице и смотрел прямо перед собой. Его била крупная дрожь. А за спиной бедняги, прямо из ночной тьмы, выткалась сгорбленная тень, в которой Люсиль без труда узнала Энвер. Колдунья подскочила к нове, присела на землю позади него, держа на вытянутых руках какой-то угловатый предмет. Злобно взвыл оживший вдруг ветер, но Энвер это нисколько не смутило.

– Мудростью магического Конвента! – высокий голос чародейки звенел. – Волей Высокого Трибунала! Духом нерушимого Эдикта! Во имя равновесия Силы я забираю твой стихийный магический дар, Нова! Сейчас и навсегда!

Резко усилился запах озона; заискрились, треща, концы металлической арматуры на вышках. Но энергии на вторую молнию у новы, очевидно, пока не хватало. Энвер докончила формулу и повернула одну половину репозитория.

Люсиль видела, как лучистый зигзаг впился Адаму в спину, и парень изогнулся дугой, зашёлся криком. Мисс Деверо, не в силах вынести этого зрелища, со слезами рухнула лицом в траву и пролежала так до тех пор, пока крик не оборвался вместе с шумом уходящей Силы. Ветер – уже второй раз за несколько минут – понемногу скис. С тихим шелестом на землю стал опускаться мусор, поднятый вихрем. Где-то в ажурных конструкциях мачт хрустнул на прощание последний разряд.

– Люсиль! – девушка услышала оклик Энвер и её упругие шаги. – Ты в порядке? Твой брат вроде ничего, только в ауте слегка. А вот… Дьявол, Крис!!!

Люсиль, донельзя измученная всем произошедшим в этот день, наконец лишилась остатков сил и провалилась в спасительное беспамятство.

Яркое и тёплое пятно солнечного света лежало, точно кошка, на полу под окном – впервые за много дней. По ту сторону стекла, на подоконнике, грелась невесть откуда взявшаяся бабочка. Она лениво шевелила пёстрыми крыльями, и Кристоф, жмуря один глаз, другим исподтишка любовался этими миниатюрными витражами. Изредка позади бабочки стремительными росчерками проносились стрижи, но птицы были слишком увлечены радостью полёта в чистой, безоблачной синеве, чтобы сейчас обращать внимание на что-либо ещё. По крайней мере, чародею так показалось.

Еле слышно скрипнула дверь. Маг остался недвижим, не подавая вида, что бодрствует. Осторожные, почти неуловимые шаги приблизились к нему. Кто-то тихонько присел на стул, по-видимому, стоявший возле кровати. Кристоф и тут не пошевелился, вернувшись к своему первоначальному занятию – разглядыванию бабочки. Ему стало весело: он знал, что вошедшая (не узнать эти шаги он, конечно, не мог) терпеть не может бездеятельности. Сидение в полной тишине определённо являлось одним из самых скучных, а потому ненавистных видов убивания времени. Кристоф подумал, что сейчас самое время испытать её терпение.