Чингиз Абдуллаев - Допустимая погрешность

Приехавшие больше не смотрели в сторону Дронго и его напарника, очевидно, приняв их за охранников. Евгения Ратушинская недовольно взглянула на часы, затем на мужа.

— Зачем нужно было так гнать машину! — громко сказала она. Мы должны были приехать к шести. Как только Борис тебе позвонит, ты сразу готов бежать сюда, как цуцик. Пора уже стать взрослым.

— Хватит меня пилить, — огрызнулся Молоков.

— Раз он нас позвал, значит нужно приехать. Может, опять что-нибудь случилось. Он в последнее время все время нервничает. Какой - то сам не свой. А ты меня вечно пилишь. Ведь знаешь, какие у меня неприятности. Я все еще надеюсь, что твой братец захочет мне помочь.

— Говори тише, нас услышат охранники, — показала жена в сторону Дронго и Вейдеманиса.

Те действительно слышали весь разговор.

— Ну и пусть слышат! — окончательно вышел из себя Молоков. Серый пиджак сидел на нем, как на вешалке, болтаясь, когда он размахивал руками.

— Пусть все знают, что твой братец, имеющий столько денег, даже пальцем не пошевелит, чтобы мне помочь.

— Ему надоело тебе помогать, — повысила голос Ратушинская.

— Посмотри на себя. Ты из мужика уже давно в кисель превратился .

— Отцепись, — отмахнулся Молоков, вечно ты мне все портишь, вместо того чтобы помогать.

— Не ори, идиот, — дернула его за рукав жена.

— Пойдем скорее в дом, охранники уже на нас смотрят.

Когда они скрылись в доме, Эдгар усмехнулся.

— Семейные проблемы, — сказал он. — Иногда я думаю, что нам с тобой повезло. Хотя Джил мне всегда нравилась. Я до сих пор не понимаю, почему ты не женишься.

— Только не говори подобного в ее присутствии, — нахмурился Дронго.

— Но вообще-то, мне всегда бывает непонятно, как можно жить с женщиной, оскорбляя ее или слушая оскорбления с ее стороны. Если бы женщина сказала мне, что я превратился в кисель или бегаю, как цуцик, то через минуту меня бы рядом с этой женщиной не было. Или я не прав?

— Тогда останешься один, — меланхолично заметил разведенный Вейдеманис.

— Трудно бывает контролировать себя на протяжении всей жизни. Двадцать четыре часа в сутки. Любовь быстро испаряется…

— Возможно, — согласился Дронго.

— А чувство собственного достоинства, уважение друг к другу? Они тоже испаряются?

— Семейная жизнь — это компромисс, — улыбнулся Эдгар, когда он невозможен, стороны расходятся.

— А я всегда не любил компромиссы. Ни в жизни, ни в своей профессии, — возразил Дронго.

Они пошли в сторону дома. Уже подходя к дому, они услышали громкий, резкий голос Майи Арчвадзе. На втором этаже окно было открыто, и разговор супругов был слышен достаточно хорошо.

— Ты решил, что обязательно нужно их приглашать?

— Мне нужно знать, кто украл документы.

— Я знаю это и без приглашенного эксперта!

— Тише, — попросил Ратушинский, — окно открыто.

— Не нужно было его приглашать, — снова повторила Майя Александровна. — И тем более не было никакой необходимости в появлении вашего секретаря. Эта девочка бывает в нашем доме, ей не обязательно «доставать» нас и на даче.

— Она приехала подписать документы, — возразил Борис Алексеевич. И ей нужно поговорить с господином Дронго. Иначе не было смысла его приглашать.

— Не было, — громко согласилась Майя Александровна, и тогда не нужно было придумывать эту историю с подписанием документов.

Ее супруг закрыл окно.

— По-моему, в этом доме нам не очень-то рады, заметил Дронго.

Он первым вошел в дом, за ним последовал Вейдеманис. В гостиной на диване сидели Молоков и его супруга. Увидев входивших мужчин, Молоков нахмурился.

— Охранники должны быть на улице, — неприязненно заметил он, глядя на вошедших. Вам не обязательно входить в дом, чтобы доложить о своем дежурстве.

— Лучше перегоните нашу машину за дом, чтобы она не стояла на дороге, предложила его супруга, протягивая ключи.

Дронго и Вейдеманис переглянулись. Ситуация была курьезной. В отличие от Дронго, который не любил садиться за руль, Эдгар водил машину профессионально. Он молча взял ключи и вышел из гостиной. Дронго огляделся и сел в кресло.

— Вы тоже можете идти, — махнула рукой Ратушинская, я думаю, вам не обязательно сидеть с нами.

— Евгения Алексеевна, — обратился к ней Дронго, у вас есть свои телохранители или вы привыкли распоряжаться охранниками вашего брата?

— Что? — не поверила услышанному Ратушинская.

— Кто вы такой?

— Совсем распустились эти охранники, громко произнес Молоков. Вместо того чтобы заниматься своим делом, они еще делают замечания.

В этот момент в гостиную вошла Юлия Геллер. Она прижимала к себе папку с бумагами. Увидев Дронго, она села в кресло рядом с ним.

— Сейчас Борис Алексеевич спустится к нам, — коротко сообщила она.

— Это новый охранник Бориса Алексеевича? — спросил Молоков, подчеркнуто презрительно указывая пальцем на Дронго.

— Нет, — рассмеялась Юлия, — это эксперт-аналитик, которого Борис Алексеевич пригласил к себе в гости. А где ваш напарник? — спросила она Дронго.

Молоков опустил руку и растерянно уставился на гостя. Ратушинская развела руками.

— Почему же вы нам сразу не сказали? — возмущенно спросила Евгения Алексеевна.

Лицо ее покрылось красными пятнами.

Супруги смотрели на Дронго, не веря собственным тазам. Ратушинская тяжело вздохнула.

— Ну почему вы молчали? — сказала она с укором, словно Дронго был действительно виноват.

— У меня не было времени объяснить вам, кто мы такие, — пояснил Дронго.

— А ваш друг? — напомнила Евгения Алексеевна. — Почему он ничего не сказал? И забрал у меня ключи.

— Вы попросили его переставить машину, а он не привык отказывать дамам, — улыбнулся Дронго.

— И не нужно так нервничать. Ничего особенного не произошло. Он был рад оказать вам услугу.

— И вы слышали, как мы спорили, — вспомнил Молоков.

У него даже голос изменился. Он взглянул на жену, она мрачно кивнула в ответ.

— Мы не прислушивались к вашему разговору, — дипломатично ответил Дронго.

Евгения Алексеевна собиралась еще что-то сказать, но в этот момент в гостиную вошел ее брат. Он успел переодеться и был в темно-синих брюках, в светло-синем джемпере. Бросив быстрый взгляд на сестру и ее мужа, Борис Алексеевич подошел к Дронго и сел рядом на стуле.

— Кажется, мои родственники прибыли немного раньше, чем мы их ждали, — неприязненно заметил он, но это даже лучше. Вы успеете их допросить, прежде чем приедут остальные.

— Как это — допросить? — нервно спросила Ратушинская. Ты вызвал нас на допрос к себе домой?! Совсем с ума сошел? Какой допрос? Что ты себе позволяешь? Почему мы должны отвечать на вопросы твоего гостя? Она взглянула на мужа.

— Извините меня, Борис Алексеевич, — набрался смелости Молоков, но о каком допросе вы говорите? Разве нас собираются арестовать?