Расселл Джонс - Выше головы!

Так что мы сначала напомнили друг другу, как нам хорошо вместе, и лишь потом, лёжа в обнимку под покрывалом, смогли поговорить.

Бидди рассказала, что собирается перевестись в лаборатории Проекта Терраформирования. Но для этого надо было завершить образование: биологию она бросила на середине курса. Вообще бросила всё, что можно. Устроилась в настройщики, потому что это была едва ли не самая простая работа. Перестала рассчитывать на будущее и жила одним днём — так было спокойнее. Ей ничего не хотелось, и никто ничего от неё не требовал. Повседневный распорядок позволял не думать, ночные смены защищали от непредвиденных встреч. Ничего не происходило — для неё это значило, что не происходило ничего плохого.

Но потом всё изменилось: у неё появилась если не цель, то какой-то смысл в жизни. Она начала вылавливать в окружающем мире что-то ценное для себя. Внезапно перемены перестали пугать. Она заказала у модельеров новый — особенный — комбинезон. Стала задумываться о том, к чему может привести странное увлечение популярным «персонажем». У неё не было названия для той штуки, что поселилось в ней, но она определённо было радостной!

А потом появился я, во плоти, настоящий и доступный. Я не просто заметил её — сделал свой шаг. И тогда Бидди сделала свой, разрывая кокон, в который она так долго пряталась. И окружающий мир перестал проноситься мимо.

В итоге Бидди смогла перешагнуть через тот трудный период. Но о том, что он был «трудный», она поняла лишь после того, как вынырнула.

— Но к вам всё равно не хочу… — извиняющимся тоном добавила она. — В лабораториях полно дел. И мне нравится на станции!

— Разве это плохо? — я освободил затёкшую руку, на которой она лежала, и поправил подушку под головой. — Каждый должен быть так, где ему хорошо!

— Мне нравится здесь. И с тобой тоже, — она прижалась щекой к моей груди — прямо напротив сердца. — Ты же потом всё равно улетишь!

— Ну, вот, я думал, ты обрадуешься, что я задержусь на пару месяцев, а ты повесила нос… Я вообще мог застрять там на несколько лет!

— Не мог, — рассмеялась она.

— Откуда ты знаешь?

— Мне Ганеша сказал. Когда тебя отправляли, я очень расстроилась, а он сказал, что это ненадолго. А потом сказал, чтоб я писала свой отзыв, как другие… Ой, я не должна этого говорить!

— Знаю я про это всё, — вздохнул я. — Про отчёты и гражданскую инициативу…

— И что думаешь? — осторожно спросила она.

Я не сразу ответил — лежал, гладя её по волосам и рассматривая в потолок.

Потолок был расписан под небо, и часть стен тоже. Просто краской, без всяких голограмм и экранов: синее небо, белые облака, чёрные птицы и опускающийся вдалеке катер с красной полосой по борту. Именно что опускающийся: художник со знанием дела обозначил расходящиеся потоки от воздушной подушки. Если бы катер поднимался, эти потоки собирались в узкую колонну.

— А знаешь, я об этом даже не думал, — признался я Бидди — и самому себе. — Как-то не до того было… Столько всего, сама видишь! Я вообще о них не думал. О моих… Что их больше нет… Сначала чувствовал себя преданным, что мне не рассказали. Разозлился на Главу… Потом было не до того.

Три месяца прошло с того дня, когда я узнал о поправке «Т-191-006» и том, что случилось на «Дхавале» после моего отъезда. Я успел стать преступником, а потом стал тэфером. И даже вернулся. Но всё никак не мог толком обдумать это событие.

— Ты скучаешь по ним? — шёпотом спросил Бидди.

— Не знаю… Не знаю, как это объяснить! Я скучаю по тому времени, когда считал их живыми. Я не ожидал, что ещё раз их увижу, но хотел, конечно. Можно было просто связаться! Например, что-нибудь записать для них и скинуть через СубПорт. Чтобы они узнали, как у меня дела и что я успел сделать. А теперь… — я вздохнул — и эхом вздохнула Бидди. — Теперь я понимаю, как себя чувствовали люди после «Кальвиса»! Надеялись, что это только у них, только с ними, а потом оказалось, что это везде… Ты смотрела «Тёплые руки»?

— Да, конечно, — откликнулась она. — Очень грустный. Я плакала в конце. Там ещё песня такая!..

— А я этого не понимал — того, что было в конце. Когда они ждали новостей из СубПорта и говорили друг другу: «Это только у нас». Песня нравилась, но вот это чувство, когда узнаёшь, что те, о ком ты думал, о ком беспокоился, для кого делал записи, что их больше нет… А у вас… У тебя… кто-нибудь… погиб? — осторожно спросил я.

— Брат, — просто ответила она. — Тимофей. Он был младше Анды. Улетел учиться — и остался там. Он был на «Финелле». Командовал там целой лабораторией! Сдал на родительство со своей девушкой… Мы так гордились!

Её голос сорвался, и она замолчала. Прижалась ко мне, как будто пыталась защититься от чего-то. От того, что уже случилось. Как будто от этого можно было защититься!

Мы долго молчали. После её скупого рассказа о погибшем брате я осознал, почему меня так поддерживали. Не из-за моих «подвигов» — они выделялись разве что экзотичностью, но в целом ничего героического я не совершал. Можно было «разрешить» мне неношение специального знака — и только.

Я потерял родных, как и они. Но для них это было несчастьем, ужасной трагедией, роковой ошибкой… И они научились переживать своё горе, чтобы идти дальше. Ценный опыт! Они могли отделить себя от «бэшек» по принципу: «Это мы, а это они» — и осознать эти обстоятельства как стихийные.

И вдруг оказалось, что ситуация может быть обратной, и они, люди, способны стать безжалостными убийцами…

Не ради меня они старались, не ради моих или своих мёртвых близких, а ради себя самих. Чтобы жить дальше после «Кальвиса», им пришлось заново осмыслить этот мир. И ничего не могло быть отложено или оставлено «на потом». Убийство должно быть названо именно этим словом, а убийцы — получить соответствующее наказание. Никакого «отключения» или «закрытия проекта»! Не знаю, о чём думал профессор Нанда и остальные из комиссии, как они себя успокаивали… Но для тильдийцев ничто не могло оправдать такой поступок! Особенно теперь, когда я стал одним из них.

И тут я вспомнил.

— Бидди, у меня совсем из головы вылетело. Ну, вот… Нужно было сразу сказать…

— Что? — она приподняла голову и посмотрела на меня.

По её сонному виду я догадался, что она задремала. Что ж, это лучше, чем мучить себя бесконечными размышлениями!

— Ты знаешь парня по имени Илай? Илай Петерсон? Он твой ровесник, но прилетел на «Тильду» позапрошлым СубПортом, так что вряд ли вы знакомы по школе. Работает вроде как в лабораториях на производстве и… В чём дело?

Бидди перекатилась на спину и хихикала, закрывшись покрывалом с головой.

— Значит, всё-таки знаешь…

Она попыталась ответить, но её душил смех.