Кира Измайлова - Ведётся следствие

Через пару секунд он вовсе снял галстук, потому что это орудие пытки откровенно пыталось его задушить. Легче не стало, из чего Дэвид, уже привычно воспользовавшись дедукцией, заключил, что душит его вовсе не галстук, а… Да, верно, цепочка с кулончиком.

Слегка запаниковав, стажер попытался снять коварный подарок, но тот не поддавался и, стоило юноше бросить взгляд на журнальные картинки, цепочка сильнее сжимала его горло. Ну а когда он в порядке эксперимента открыл журнал на большой центральной вклейке, цепочка придушила юношу так, что тот непроизвольно дернулся и выронил журнал. Некстати налетевший ветерок мигом унес его в море. Тиски на горле стажера мгновенно ослабли, и Дэвид принялся хватать ртом воздух, с сожалением глядя на распластавшийся в волнах журнал. Наверно, его еще можно было подцепить каким-нибудь багром…

Стоило Дэвиду подумать об этом, цепочка снова сжалась, не очень сильно, как бы намекая…

— А я вас предупреждал, — сказал сверху Бессмертных, явно видевший хотя бы часть борьбы стажера с цепочкой.

Дэвид снова осторожно попытался снять с шеи опасный дар надмозгини. Тщетно!

— Такие подарки просто так не снимаются, — подтвердил его опасения следователь. — Ничего, это не страшно. Главное, ведите себя прилично, и всё обойдется!

Дубовны вздохнул, понурился, повязал галстук и принялся смотреть вдаль. Очевидно, его новый статус предполагал собой нешуточные испытания…

Вперед продвигались медленно, к тому же ветер внезапно стих, и броневик… то есть уже бронекатер неуклюже закачался на волнах. Туман сгущался.

Поручик выразительно приподнял бровь, и среди беарийцев возникло организованное копошение — из рук в руки передавались малые саперные лопатки с серебряными насечками на рукоятях.

— Туман, однако, — сказал Вит-Тяй, вглядываясь вдаль. Там, по мнению Дэвида, ровным счетом ничего не было видно, сплошная белесая муть. — Двигатель заводить не будем, чего зря горючее жечь… Да и на риф какой налететь — чего хорошего!

— Не налетим, — пообещал доктор и снял пенсне. Поручик посмотрел на него с уважением и даже некоторой опаской, кашлянул и спросил:

— Господин Немертвых, может, соблаговолите на нос пройти? А то ведь туман…

— Какой туман? — спросил Теодор и пристально посмотрел на беарийца поверх пенсне. — Нет никакого тумана.

Взгляд Вит-Тяя прояснился, и, широко улыбнувшись, просветленный поручик ушел на нос.

— Нам вот в ту сторону! — возгласил он.

Беарийцы приготовились. Дэвид поежился. Отточенные до зеркального блеска лопатки вспороли мутные воды залива…

— И… раз! — бронекатер быстро набирал ход, пара гвардейцев споро убирала грот и стаксель.

— И… два! — командовал фельдфебель, для верности отбивая ритм колотушкой по броне.

Дэвид в замешательстве посмотрел на своего патрона — сложив руки на груди, Руперт Бессмертных спокойно смотрел вперед, несомненный посланец Карры на земле, на воде и в воздухе…

— Вот так, — меланхолично обронил Берт, удобно устроившийся на кранцах. — А вы как-то спрашивали, почему у Кароля нет флота…

— Э-э… — нахмурился Дэвид. — Ну, в общем…

Его заглушил могучий, слаженный хор беарийцев: песня была старинная, с диковатым непривычным ритмом, и описывались в ней подвиги великих предков, хаживавших на обычных небронированных кораблях далеко-далеко, за тридцать три моря…

— Если стихнет ветер, — Дэвид с удивлением заметил, как вечно бесстрастный генеральный следователь чему-то улыбается, и даже подпевает, — мы ударим веслами!..

По сторонам бронекатера вздымались бурунчики белой пены.

Поручик с доктором стояли на носу и всматривались в туман. Пол Топорны, положив на колени дипломат, вроде бы спал сидя.

Дэвид подумал, достал губную гармошку и стал подбирать мотив беарийской песни.

— Это вы хорошо придумали, — одобрил Ян, устроившийся в уголке. — Заместо противотуманного горна! Хотя нас и так издалека слыхать…

Дэвид обиделся, но вслух ничего не сказал, спросил лишь:

— А где госпожа Кисленьких?

— Развлекается, — хмыкнул Ян. — Да вы не туда смотрите, вон она, позади!

Стажер развернулся и поглядел в сторону покинутого берега. С кормы бронекатера тянулся надежно закрепленный канат, а позади странного плавучего экипажа, рассекала морскую гладь на водных лыжах знаменитая писательница и младшая сиятельная госпожа, облаченная в купальный костюм, при виде которого ортодоксального обитателя Мглистых островов вполне мог хватить удар. Впрочем, некоторых старомодных жителей Каролевства — тоже.

Нарочито простое купальное черное платье с длинным рукавом и кокетливым матросским воротничком заканчивалось на целый дюйм выше колен и весело развевалось по ветру. Черные же панталоны в попрание всяких приличий открывали ноги дамы до середины лодыжек, обтянутых, опять же, против всех приличий, шелковыми чулками телесного цвета. Каролина счастливо улыбалась и придерживала вуалетку на соломенной шляпке, а Пушистик, морской воды не любивший, топорщился и недовольно шипел…

Дэвид сглотнул — цепочка на его шее опасно сжалась, — и поспешно отвернулся. Ему как-то довелось наблюдать купание столичных дам в куда более откровенных костюмах (в бинокль, разумеется), так вот: рядом с Каролиной все эти прелестницы выглядели бы глупо и пошло!

Так постановил стажер и более уже на глядел в ту сторону, тем более, ему, наконец, удалось извлечь из своей гармошки более-менее приличные звуки.

Берт лежал, подперев голову рукой, смотрел в море, и вспоминались ему родные Мглистые острова. «Туман отечества нам сладок и приятен», — припомнил он слова какого-то поэта, вздохнул, зевнул, достал из-за пазухи фотокарточку и с нежностью посмотрел на нее. С карточки Берту ласково улыбалась его родная матушка, вдова знаменитого адмирала фон Цекта…

История Берта не являлась чем-либо из ряда вон выходящим, хотя могла бы послужить основной для приключенческой киноленты. Итак, Катарина фон Цорп была выдана замуж за почтенного маршала Иеронима Кемаля фон Цекта, который вознамерился продолжить славный род Цектов, для чего собрал преизрядный калым и принялся придирчиво выбирать супругу среди родовитых девиц отменного вольерного воспитания.

Собственно, Катарине повезло: в отличие от многих, маршал относился к своей юной супруге как к младшему офицеру, а не как к живой вещи гаремного содержания. Более того, он даже считал не считал необходимым следовать обычаям предков, и проводил с супругой длинные зимние вечера за чтением военных теоретиков, анализом всяческих операций, и прочими занятиями, для которых пушистый ковер у камина подходил как нельзя лучше. Стоит ли упоминать о том, что рождение наследника, названного Бертраном Кемалем настолько обрадовало маршала, что он подарил своей супруге изящный дамский револьвер?