Константин Соловьёв - Нантская история

Лежать под прицелом пистолета было невыносимо. Я, привыкшая лежать всю свою жизнь, сейчас внутренне корчилась, пытаясь найти хоть какой-то способ приглушить это ощущение. Ощущение полной беззащитности. Не грозное, как опасность, не горькое, как предрешенность, а выедающее нутро, бьющееся ртутью в жилах, стискивающее гадючьей пастью сердце ощущение полной и окончательной беспомощности. Сейчас я бы согласилась отдать половину своего тела только ради того чтобы обрести на короткий миг способность двигаться.

Но этой способности у меня не было.

— Ваша история была очень оригинальна, логична и по-своему красива, госпожа Альберка, — Ламберт не опускал пистолет, смотрящий мне в лицо, его стальная рука наверно могла удерживать его навесу в течении года, если не больше, — Но вы допустили в ней одну ошибку. Одну маленькую ошибку. Которая, тем не менее, многое изменила.

«Это не страшно, — сказала я себе. Одна Альберка сказала это другой. Уверенная и спокойная внутренняя Альберка — перепуганной, упрямо стиснувшей зубы Альберке внешней, — Будет просто хлопок — и темнота за ним. Это ничуть не страшно. В одном мгновенье ты есть, а в другом тебя нет. Вселенная даже не заметит этого. Но ты должна смотреть ему в глаза до самого конца».

«Обещаю», — ответила я ей.

— Заканчивайте цирк, барон, — устало попросила я, — Мне до смерти хочется отведать того вина, которое подают на том свете, и вы меня лишь задерживаете.

Он улыбнулся, тоже в своей обычной манере — едва заметно.

— И вам даже не интересно, где ошибка закралась в цепь ваших рассуждений?

Лгать ему было бесполезно. Человеку с такими глазами невозможно лгать.

— Интересно, — сказала я, — Очень интересно.

— Мне понравилась ваша история. Все очень жизненно и заставляет задуматься. Ошибка заключается лишь в том, что граф никогда не приказывал мне устранить отца Гидеона.

Раздался легкий металлический стук — и мои трусливые глаза сами собой сомкнулись, ожидая обещанной темноты, которая должна последовать. Темнота была, но какая-то неправильная — не та, что должна была придти за мной. Боги, даже последний акт в этой проклятой пьесе оказался фальшивым!..

Ламберт положил пистолет на мою кровать, рукоятью ко мне, и теперь протягивал руку отцу Гидеону, помогая подняться.

«Мы все тут рехнулись, — подумала я, наблюдая за тем, как священник осторожно, морщась от боли, поднимается на ноги, — Просто я, наверно, чуть раньше прочих».

— Осторожнее, святой отец. Бальдульф, вы в порядке?

— Если не считать, что я чувствую себя так, точно угодил в загон со строптивыми жеребцами и провел целый день в качестве чучела, которое они лягали, — Бальдульф, хромая, подошел. Он выглядел немного скомканным, взъерошенным, как будто спал на полу, и половина его лица, потемнев, уже надувалась знатной гематомой, но живым и относительно здоровым.

— Извините, что пришлось помять вас. Мне очень не хотелось получить пулю в голову. Если хотите, можете взять пистолет и попробуем еще раз.

Бальдульф покосился на оружие, лежащее на моей кровати. Он мог бы поднять его, если бы протянул руку. Но, кажется, он не собирался этого делать.

— Спасибо, господин капитан, повременю. Даже в развлечении надо знать меру, так я думаю, и сейчас моя печенка и все прочие мои потроха, единодушно меня в этом поддерживают.

— Извините, если напугал вас, госпожа Альберка. Честно говоря, у меня не было необходимости действовать подобным образом, но я подумал, что это будет самым действенным доводом.

— Так вы… вы не член тайной графской клики, Ламберт?

— И никогда им не был. Ваш покорный слуга — капитан городской стражи. Мне очень польстили те качества, которыми вы меня наградили — хитроумность, выдержанность, расчетливость, терпеливость… Однако, боюсь, что не заслужил их. Я всего лишь старый рубака, вряд ли годный на подобную роль. Если бы я и в самом деле имел планы подобные тем, что вы описали, уверяю вас, я нашел бы способ их претворить в жизнь.

— Я вам верю, барон… — пробормотала я, — Пример был достаточно нагляден. Выходит, я вас оклеветала…

— Ерунда, пустое. Род баронов Роткирх и так познал за свою историю достаточно оскорблений чтобы я переживал за свою честь. Увы, из меня получился бы препаршивый тайный убийца.

— Хорошо, капитан Ламберт не имеет злого умысла и, клянусь алтарем своего собора, я чертовски рад это слышать! — сказал отец Гидеон, — Но все остальное, что вы сказали… Это правда?

— Правда, — пришлось сказать мне, — Жаль только, что эта правда поздновато пришла мне в голову. Видимо, и верно вместо мозгов вино давно булькает… Иногда я могу быть отчаянной дурой. Да, теперь я не сомневаюсь, что все это время мы шли по ложному следу, и истинный корень всего произошедшего — это Его Сиятельство граф Нантский.

Ламберт быстро помрачнел.

— Мне сложно в это поверить, госпожа Альберка. Хотя в ваших словах мне и слышалось здравое зерно, я не могу принять их.

— Потому что вы присягнули графу, Ламберт?

— Может быть. А, может, и нет. Вы не знаете, что такое присяга, госпожа Альберка. Это не просто клятва, это нечто большее.

— Это обещание быть верным своему сеньору, даже если он последний интриган и убийца?

Он невесело улыбнулся.

— Вроде того. В глубине души я могу допустить мысль, что нечто подобное имело место, но поверить в это, принять… Извините. Здесь должна быть какая-то ошибка. Я не могу сказать, что я близко знаю графа, хоть и служу ему много лет. За всю свою жизнь я видел его раза три или четыре, и ни разу с ним не говорил. Нет, я не могу поклясться на Библии, что его помыслы чисты, а сам он безгрешен или вроде того. Но в то же время я не могу допустить и того, чтоб ему или его доброму имени был причинен вред. Для меня это так же немыслимо, как дышать водой.

— Если это правда… — прошептал отец Гидеон и стекла его очков беспокойно сверкнули, — Боже, если это окажется правдой, сами небеса разверзнутся над нами. Нант очень скоро окажется в аду, и в самой жаркой его части.

— Какое-то церковное пророчество? — вяло пошутила я.

Но он был серьезен, как лик святого.

— Вы даже не представляете, что начнется… Это даже хуже, чем Темный культ. Много хуже. Это же пахнет гражданской войной!

— Будет вам, отче… — пропыхтел Бальдульф, — Все живы-то… Ну, то есть у отца Каинана головы немного не хватает, конечно, и это могут заметить, но он вроде бы как сам к этому руку приложил, значит… И вы целы. С чего бы война…

— Его Сиятельство и Его Преосвященство крепко друг с другом не в ладах, вы знаете это. Честно говоря, они бы друг друга давно со свету сжили бы, если бы не Император, заставивший их примириться полвека назад. И мир этот настолько шаткий, что сядь на одну сторону весов муха — и равновесие тотчас будет нарушено. Они оба… упорные люди.