Майкл Муркок - Крепость Жемчужины

- Откуда ты знаешь этот язык - опиш? Испуганное выражение на лице мальчика сменилось удивленным.

- Его здесь, в Кварцхасаате, называют уличным брехом. Тайный язык воров. Но я думаю, на нем говорят в Надсокоре.

- Да, это так. В Надсокоре говорят на нем. - Элрика снова заинтриговал этот незначительный поворот событий. Он потянулся к мальчику, чтобы успокоить его.

Увидев это движение, Анай дернул головой и произвел горловой звук. Попытка Элрика приободрить мальчика явно не увенчалась успехом. Не сказав больше ни слова, Анай покинул комнату - его босые ноги быстро зашлепали по коридору, а потом растворились в звуке улицы.

Элрик, решив, что Анай исчез навсегда, ощутил приступ грусти. Теперь он жалел только об одном - что он никогда не воссоединится с Симорил и не вернется в Мелнибонэ, чтобы сдержать свое обещание и жениться на ней. Он понял, что владение Рубиновым троном никогда не привлекало его, но еще он знал, что править Мелнибонэ - его долг. Может быть, он специально выбрал себе такую судьбу, чтобы избежать этой ответственности.

Элрик знал, что хотя его кровь и испорчена странной болезнью, это кровь его предков, и отказаться от того, что принадлежало ему по праву рождения, было нелегко. Он надеялся, что своим правлением сумеет превратить Мелнибонэ из эгоистичного, жестокого и упаднического обломка презираемой всеми империи в обновленную державу. Державу, способную принести мир и справедливость всей вселенной, представив пример просвещенности, которому к своему благу смогут последовать другие.

Он легко бы расстался с Черным Мечом за возможность вернуться к Симорил. Но про себя он знал, что это невыполнимо. Черный Меч был не только его средством добывания хлеба насущного и защиты от врагов. Владея Черным Мечом, он становился заложником обязательств его предков перед Хаосом, а он не мог себе представить, чтобы Владыка Ариох позволил ему пренебречь этими обязательствами. Каждый раз, когда он начинал задумываться об этих вещах, об этих намеках на более высокую судьбу, его мысли путались, а потому он предпочитал не вдаваться в эти вопросы.

«Что ж, может быть, совершив грех или умерев, я разорву эти обязательства и обману старых скверных друзей Мелнибонэ».

Его дыхание становилось все реже, и легкие уже не так обжигало. Напротив, он ощутил в них прохладу. Он попытался было встать и добраться до грубого деревянного стола, на котором лежали его скудные припасы. Но кровь так медленно двигалась в его жилах, что он смог только поднять голову и издалека посмотреть на черствый хлеб и вино со вкусом уксуса, на сморщенные куски засохшего мяса, о происхождении которого он счел за лучшее не думать. Он не мог подняться. Он не мог заставить себя пошевелиться. Он принял свою близкую смерть если не хладнокровно, то по крайней мере с известным достоинством. Погружаясь в усталое небытие, он вспомнил о своем решении покинуть Мелнибонэ, о тревоге своей кузины Симорил, о тайном блеске в глазах своего честолюбивого кузена Йиркуна, об обещании, которое он дал Ракхиру, воину-жрецу из Фума, отправившемуся на поиски Танелорна.

Интересно, спрашивал себя Элрик, оказались ли поиски Ракхира Красного Лучника более успешными или он упокоился где-нибудь в другой части огромной пустыни и его алые одеяния истрепал этот вечно дышащий ветер, а его плоть иссохла на костях. Элрик всей душой надеялся, что Ракхиру удалось найти мифический город и тот покой, что обещали его стены. Потом он почувствовал, как растет его тоска по Симорил, и ему показалось, что он плачет.

Некоторое время назад он подумывал - не вызвать ли ему Ариоха, его покровителя, Герцога Хаоса, чтобы тот спас его, но эта мысль вызывала в его душе глубокий протест. Он опасался, что, воспользовавшись помощью Ариоха еще раз, потеряет больше, чем жизнь. Каждый раз, когда этот могущественный дух помогал ему, еще больше укреплялось их соглашение, сколь очевидное, столь и загадочное. Впрочем, все эти его внутренние борения не имели никакого практического значения. В последнее время Ариох демонстрировал все большее нежелание приходить к нему на помощь. Возможно, Йиркун во всех смыслах подменил его, Элрика…

Эта мысль вернула Элрика к его боли, к его тоске по Симорил. Он снова попытался подняться. Положение солнца на небе изменилось. Ему показалось, что он видит перед собой Симорил. Потом она превратилась в одно из воплощений Ариоха. Неужели Герцог Хаоса даже сейчас играет с ним?

Элрик перевел свой взгляд на меч, который словно бы шевельнулся в своей шелковой тряпке и прошептал какое-то предупреждение, а возможно, угрозу.

Элрик медленно отвернул голову.

- Симорил? - Он уставился на столб света, льющегося в комнату из окна, перевел взгляд на необъятное небо пустыни. Теперь ему показалось, что он видит в нем какие-то фигуры, тени, имевшие очертания то ли людей, то ли зверей, то ли демонов. Очертания эти становились все отчетливее и стали напоминать его друзей. Он снова увидел Симорил. В отчаянии Элрик простонал: «Моя любовь».

Он увидел Ракхира, Дивима Твара, даже Йиркуна. Он звал их всех.

Услышав звуки собственного надтреснутого голоса, он понял, что бредит, что оставшаяся в нем энергия рассеивается в фантазиях, что его тело исчерпало свои силы и смерть близка.

Элрик прикоснулся к своему лбу, почувствовал капли пота на нем. Он подумал, сколько могла бы стоить каждая капелька на открытом рынке. Ему эта мысль показалась забавной. Сможет ли он выделить столько пота, чтобы хватило купить ему воды или хотя бы немного вина? А может, такая вот выработка влаги противоречила странным водным законам Кварцхасаата?

Он снова скользнул взглядом по столбу света, и ему показалось, что он увидел людей, вероятно городские стражники пришли обследовать его обиталище и проверить, есть ли у него лицензия на производство пота.

Потом ему показалось, что ветер пустыни, который всегда был где-то рядом, проскользнул в комнату, принеся с собой небольшую компанию элементалей, возможно, ту группу, которая доставит его в конечный пункт его пути. Он испытал облегчение. Он улыбнулся. У него было несколько причин радоваться тому, что его борьба подходит к концу. Может быть, он скоро воссоединится с Симорил.

Скоро? Какое значение имеет время в царстве, где нет ни начала, ни конца? Может, он должен дождаться вечности, прежде чем воссоединиться с Симорил? Или просто мимолетного мгновения? Или он никогда не увидит ее? Может быть, впереди у него теперь только ничто, пустота? Или его душа вселится в какое-нибудь другое тело, возможно, такое же больное, как нынешнее, и ему снова придется решать нерешаемые задачи, снова оказаться один на один перед страшными нравственными и физическими проблемами, которые преследовали его с того самого дня, как кончилась его юность?