Фрэнк Херберт - Бог-Император Дюны

«Дым! Золотой дым!»

Тело его перевернулось, влекомое задравшимся балахоном. Лицо оказалось обращенным вниз, в бездну. В мальстреме кипящих бешеных струй, далеко внизу он будто посмотрел в зеркало своей жизни — обрывистые потоки и перекаты, множество действий и событий, объединенные единой целью. Слова Лито промелькнули в его уме нитью золотого дымка: «Осторожность — это тропа к посредственности. Быстротечная, бесчувственная посредственность — вот все, что большинству людей кажется возможным достичь».

И дальше Монео падал свободно в экстазе понимания. Космос открылся для него как чистое стекло, все текло вне Времени.

ЗОЛОТОЙ ДЫМ!

— Лито! — завопил он. — Сиайнок! Я верю!

Тут балахон сорвался с его плеч. Монео развернуло ветром, дующим из каньона — последний взгляд на запрокинутую королевскую тележку… падающую с разрушенного моста. Бог-Император выскользнул с открытого конца.

Что-то твердое сокрушительно ударило в спину Монео и это было последним, ощущением в его жизни…

Лито почувствовал, что выскальзывает из тележки. В его сознании была только Хви, падающая в реку — жемчужный фонтан, отметивший ее погружение в мифы и грезы о конце Времени. Ее последние слова, спокойные и уверенные, пробежали через все его жизни-памяти:

— Я пойду впереди тебя, любимый.

Выскальзывая из тележки, он заметил зазубренные края с рябыми тенями, злобный кривой клинок реки, отточенный о вечность и готовый погрузить его в агонию.

«Я не могу плакать, не могу даже закричать», — подумал он. — «В слезах больше нет нужды. Слезы — вода. Через миг мне останется только она. Я могу только стонать в моей скорби. Я одинок, более одинок, больше чем когда-либо прежде.»

Его огромное рубчатое тело согнулось и закрутилось при падении, обостренное зрение выхватило Сиону, стоящую на обрубленном краю моста.

«Теперь ты узнаешь!» — подумал он.

Тело продолжало крутиться. Он смотрел на приближавшуюся реку… Вода была сном, населенным плеском рыб, вызвавшим в его жизнях-памятях воспоминание о пиршестве рыбаков на гранитном берегу озерка, о розовом мясе, восхитительно обостряющем и утоляющем аппетит.

«Я присоединюсь к тебе, Хви, на пиршестве богов!»

Обжигающая вспышка пузырьков — и всего его охватила смертная мука — злобные потоки воды захлестнули его со всех сторон. Он ощутил, как его царапает о скалы пока он борется, продвигаясь вперед, чтобы вырваться из стремнины. Его тело изгибалось в конвульсиях непроизвольных корчей, отчаянных бултыханий. Стена каньона, мокрая и черная, проносилась перед его обезумевшим взглядом. Отрывались отдельные куски бывшей кожи. Казалось серебряный дождь, стремящийся в реку, ошеломительное движение чешуйчатых блесток песчаной форели, покидающей его, чтобы начать свою собственную жизнь организмов-колоний.

Агония продолжалась. Лито изумило, что он до сих пор сохраняет сознание, все еще ощущает собственное тело.

Его вел инстинкт. Он уцепился за ближнюю скалу, на которую его швырнул поток, почувствовал, как его вцепившийся палец отрывается от руки прежде, чем он смог разжать хватку — и это была лишь малая толика его боли.

Речка поворачивала налево через каменный перекат в ущелье, и, словно говоря, что ему уже достаточно, вышвырнула его крутящееся тело на пологий песчаный берег. Он пролежал там мгновение. Голубая краска его спайсовой эссенции растеклась вниз по течению. Им управляла агония, тело червя двигаясь само по себе, убегало от воды. Вся покрывавшая его песчаная форель ушла. Давно утраченное чувство осязания каждого прикосновения вернулось тогда, когда он мог от этого испытывать только боль. Он не видел своего тела, но чувствовал, как что-то, бывшее прежде Червем, заставляет его, корчась, отползать от воды. Он поглядел вверх. В глазах, смотрящие сквозь завесы пламени боли, образовывались нестойкие сливающиеся формы. Наконец он узнал это место. Река вынесла его к повороту, за которым она навсегда покидала Сарьер. Позади него находилось Туоно и, чуть дальше за Барьерной Стеной царство Стилгара — остатки сьетча Табр — место, где спрятан весь запас его спайса.

Извергая голубые дымки его агонизирующее тело корчилось и шумно прокладывало себе путь вдоль полоски пляжа, оставляя синий след на разбитых валунах, устремляясь в сырую пещеру, которая когда-то была частью прежнего сьетча. Теперь это был лишь неглубокий грот, проход закрыт упавшей скалой. Ноздри Лито ощутили сырой грязный запах пещеры и чистый запах эссенции спайса.

Звуки вторгались в его мучения. Втиснувшись в тесную пещеру, он увидел веревку, свисающую у входа. По веревке скользнула вниз фигура. Лито узнал Найлу. Спрыгнув на скалы, она скорчилась, вглядываясь в него сквозь полутьму. Сквозь огненное полыхание, поразившее зрение Лито, проявилась еще одна фигура — Сиона. Она и Найла пробрались к нему по ощетинившимся скалам и остановились, глядя на него. Потом съехала по канату и спрыгнула третья фигура — Айдахо. В яростном безумии он кинулся на Найлу:

— Почему ты ее убила? Ты не должна была убивать Хви!

Найла сбила его с ног небрежным, почти безучастным взмахом левой руки. Она проползла вглубь и встала на четвереньки, чтобы поглядеть на Лито.

— Владыка? Ты жив?

Айдахо у нее за спиной уже выхватывал лазерный пистолет из ее кобуры. Найла изумленно обернулась, но он уже навел оружие и нажал курок. Луч поразил Найлу в верхнюю часть головы, которая развалилась на куски. Сверкающий криснож выскочил из ее загоревшегося мундира и разбился о скалы. Айдахо этого не видел. На его лице была гримаса ярости. Он продолжал сжигать и сжигать куски Найлы, пока не кончился заряд лазерного пистолета. Ослепительный дугообразный луч погас. Остались лишь мокрые дымящиеся кусочки плоти и одежды, разбросанные посреди докрасна раскаленных камней.

Это был тот момент, которого ждала Сиона. Подобравшись к Айдахо, она вырвала бесполезное теперь оружие у него из рук. Он обернулся к ней, и она встала перед ним, чтобы усмирить его, но вся ярость Айдахо ушла.

— Почему? — прошептал он.

— Дело сделано, — сказала она.

Они повернулись и посмотрели сквозь сумрак пещеры на Лито. Лито даже представить не мог, что они видят. Он знал, что вся кожа песчаной форели сошла, и тело испещрено дырками от ресничек, оставленных покинувшей его оболочкой. Его сил хватило только взглянуть на две фигуры из погруженного в скорбь мироздания. Застланный пламенем взор являл ему Сиону женщиной-демоном. Имя демона само собой всплыло в его многочисленных разумах, и он произнес его вслух. Пещерное эхо заставило зазвучать это слово так громко, как он и не ожидал.

— Ханмия!

— Что? — Она сделала шаг к нему.