Леонид Бутяков - Владигор

Кабы возможность была, две-три сотни дружинников с юго-восточного приграничья сейчас отозвать, покойнее стало бы на сердце. Но вновь написал ему Фотий, что айгурские отряды набеги умножили, головной княжеской дружине ни дня роздыху не дают. Призвать к Ладору даже сотню-другую испытанных воинов — значит оставить верную дружину на разрыв диким кочевникам. Те слабину сразу приметят, ударят по неохранным деревням — много крови прольется на травы покосные и в светлые воды Аракоса… И чем оправдаться потом Светозору перед людьми? Тем, что нечисти испугался, оборотней лесных? Нет, иное решение отыскать нынче надобно!

Двадцать лет княжит он в Синегорье, всякое за те лета бывало — и доброе, и злое. Однако всегда народ ему доверялся, твердо зная главное: князь Светозор не о себе — о родной земле печется, жизнь за нее отдаст, коли потребуется. Не ведали только синегорцы, что самому князю гордая, своенравная и прекрасная вотчина мнилась последнее время не державой подвластной, а женою возлюбленной. Нельзя владеть ею с помощью силы, нельзя подчинять своим прихотям, но дозволяет она любить себя и лелеять. И не княжит он на земле сей, а лишь волю богов, ее привечающих, исполняет. Оттого и молодела душа Светозора, сердце радостью всякий раз полнилось, когда, поднимаясь под утро на Княжескую башню, смотрел он, не мигая, на зарождающуюся зарю, на то розовое сияние, что высвечивало далеко на востоке заснеженные горные пики, затем вдруг преломлялось и нежданно окрашивало их всеми оттенками синего: от лазоревого, небесного до густофиолетового…

Почти восемь лет уже длится его скорбное вдовство. Никто ложе в опочивальне княжеской с ним не делит, ибо какая сравниться посмела бы с его Василисой? Умерла она в одночасье, не осилив мучительных родов, но успев подарить ему сына — княжича Владия. Лю-бава. старшая дочь, в нее красотой, в отца разумением, с той поры заменила мальчонке мать, а во дворце стала всеми признанной хозяйкой. Оба они, сын и дочь, для Светозора теперь единственная отрада в печалях жизненных и надежда в помыслах о дальнейшей судьбе Синегорского княжества.

А судьба Синегорья князю великой виделась, небывалой досель! Мечтал Светозор, что могучею станет держава, раскинется вольно от моря Борейского до моря Таврийского, от Рифейских гор до самой Кельтики. И не меч то сделает, а сила разума. Зачем народам одного языка и крови жить розно и смутно? Объединиться им надобно в крепкое братство, уничтожить меж собою границы, правителя мудрого выбрать.

К тому дело движется, да больно уж медленно. Шесть лет назад заключили Союз Братских Княжеств и кровью своей договор подписали четыре правителя: Светозор Синегорский, Дометий Ильмерский, Изот Венедский и Калин Ладанейский. Конечно, это еще не держава от моря до моря, но ведь с чего-то надо начинать. Братский союз — не военный. ан все же полезный в торговых делах и ремесленных, в прочих многих. Был и тайный уговор меж правителями: не признавать ни в одном княжестве братском самозваных владык, буде такие объявятся вдруг и престол княжеский займут не по закону. Узурпатора оного следует общею силою изгнать, дабы вернуть вотчину в русло правопорядка.

Синегорье, Венедия, Ильмер, Ладанея с той поры без раздоров живут, ведут торг, к общей выгоде, в спину удара коварного не страшатся. Им бы еще по военным делам сговориться — не будет сильней никого в этом свете. Однако Изот и Калин своих ратников на защиту соседских земель посылать не желают, вперед не заглядывают, близким кругом забот ограничиваются. Ильмерский князь Дометий благосклонней к словам Свето-зора, поскольку ему постоянно досаждают набеги айгурских и савроматских племен из Этверской пустыни. С ним, похоже, вскорости удастся составить договор о дружинной подмоге. Тогда и Калин с Изотом сговорчивей станут…

Князь сел за стол, вынул из шкатулки гусиное перо, фляжечку серебряную с особой краской, чистый пергамент. Пристроив подсвечник поближе, он решительно вывел первые фразы: «Климога, брат мой, обращаюсь к тебе в час нерадостный для стольного града Ладора. Неведомый враг объявился в наших лесах, татьствует злобно и беспричинно, людей живота лишает да уже и к самому граду ночами выходит — волкодлаки, чьим-то умыслом направляемые. А дружина моя ноне с айгурами бьется от дома далече, звать ее возвращаться в Ладор не ко времени будет. Посему княжьей властью своей и правом старшего брата повелеваю тебе, Климога, немедля покинув крепость Мозынь, с малой дружиной явиться в Ладор, по пути сколько можно злой погани истребляя, однако нигде не задерживаясь и на лишний час».

Отношения с младшим братом у Светозора давно не заладились, с той поры еще, когда юная Василиса вошла во дворец княжеский законной хозяйкой. Да и со смертью ее примирения душевного меж братьями не случилось. Прошлой весной, когда норов Климога стал и вовсе несдержанным, Светозор выделил брату две сотни конных и две сотни пеших дружинников и велел отправляться к Венедскому морю. Там надлежало ему укрепить береговую защиту, поскольку жалобы шли из поселений приморских на борейских разбойников, а также способствовать всячески постройке ладейной флотилии, равно сумевшей бы реками и морем ходить за товаром.

Один лишь раз за целый год соизволил брат прислать известье о себе Светозору. Сообщил, что в бурю с ладьи унесло воеводу Ермила, и просил утвердить повелением княжеским нового — Гурия. О делах же отделался малостью: дескать, разбойничать с моря поменее стали, дружины боясь, а ладьи мастерить только начали… Скорбная весть о погибшем Ермиле, славном вояке и верном товарище, опечалила князя, да что тут исправишь? Сотника Гурия знал он неважно, однако не стал возражать против его возвышения до воеводского звания.

Вздохнув, Светозор продолжил послание к брату:

«Если же ты по причине какой обиду на меня затаил, то усмири ее нашей вотчины ради. Не себе на защиту зову — стольный град оберечь. Сам с дружиной пойти не захочешь, не осерчаю. Но коли подмога задержится, не прощу никогда и народ не простит. Так и дружине скажи, и воеводе Гурию. Ему сей поход спешный лучшей проверкой будет на воеводское звание. За сим остаюсь твоим любящим братом. Князь Светозор».

Приложившись к пергаменту княжеской печатью, Светозор собрался было вызвать гонца во дворец, но внезапно заметил, что пламя свечей потускнело и в горнице словно бы сами стены свет излучать стали. Он быстро оглянулся.

— Здравствуй, князь. Не ждал меня нынче? Слова эти произнес высокий седовласый и белобородый старик, обряженный в белую полотняную хламиду до пят. В правой руке он держал вырезанный из ствола молодого дуба посох, на безымянном пальце сверкал редчайший голубой аметист размером с яйцо голубки, вставленный в серебряный перстень. И тем же небесным светом сияли его очи из-под густых белесых бровей.