Андрэ Нортон - Бархатные тени

– Это Амели, – продолжал Ален, – сообщила нам об убежищах Д'Лиса и рассказала о заброшенном ранчо, которое он превратил в свой храм. Хотя он ехал с нами с Востока в том же поезде, держа связь с Викториной через Амели, своих людей он выслал вперед. Это были островитяне, фанатики вуду, верившие, что Д'Лис – воплощение одного из их проклятых богов, Барона Самеди, повелителя смерти. Видите-ли, Викторина и Д'Лис действовали по плану; они не готовили никакого побега, – Ален жестко усмехнулся. – Согласно этому плану она разыгрывала рать «jeune fille», причем достаточно удачно, чтобы обмануть нас всех. Я был был убежден, что она – невинная девушка, которой вскружил голову ловкий негодяй. До тех самых пор, пока я не увидел ее в храме, я не верил в то, что рассказала мне Амели после моего возвращения в Сан-Франциско. Нет, Викторина вовсе не собиралась бежать с бедным поклонником. Она задумала игру покрупнее… со мной!

– Но как…

– Действуя методами вуду, в силу которых они твердо верили. Вы видели один из них – «гри-гри», который Викторина заставила Амели подложить мне на стол.

– Но вы ведь не их единоверец. Как же они надеялись повлиять на вас?

– Они истово верили в свои силы, Тамарис. И, странное дело, абсолютная вера как в добро, так и в зло может привести к странным последствиям. Они начали работать со мной традиционными методами «гри-гри», направив, как они полагали, свою силу на меня. Скажите, Тамарис, вы не находили ничего подобного среди собственных вещей? Амели ушла от ответа, но я уверен – ей было в чем признаться.

– Был маленький мешочек, спрятанный в шов моей шали, но я его уничтожила. И, возможно, восковая фигурка. – Я рассказала о грубой фигурке, найденной мной в рабочем столе.

– Да. Это их рук дело. Позднее они прибегли бы к наркотикам.

Меня затрясло от нахлынувших воспоминаний.

– Тамарис! – Его руки обхватили меня, но я принялась яростно отбиваться. Его прикосновение было для меня непереносимо. – Тамарис! В чем дело?

– Отпустите меня, умоляю вас! Не надо!

– Конечно… – Он тут же отпустил меня, а когда снова заговорил, голос его был сух и деловит, будто мы обсуждали какие-то деловые вопросы. – Позднее они прибегли бы к наркотикам. Они планировали сломать мою волю, вероятно, лишить власти над телом и рассудком – тогда Викторина могла бы взять под контроль семейные дела. Если верить Амели, в их распоряжении были такие дьявольские зелья, какие могут заставить человека выполнить любой приказ, пока он под действием отравы. Привыкнув к ней, жертва начинает умолять о новых, все больших дозах, пока не будет полностью порабощена. К счастью, деловые интересы требовали моего отсутствия после вашего приезда. Они были еще не готовы действовать, и вдобавок, не были защищены от контратаки.

Да, сразу по прибытии в Сан-Франциско они обнаружили соперницу, особу, находившуюся в столь выгодном положении и располагавшую такими силами, что ситуация для них сделалась небезопасной. Они были вынуждены защищаться еще до того, как нанесли первый удар.

– Вы имеете в виду миссис Плезант? Выходит, это правда, что она практикует вуду? – Его история отвлекла меня от собственных страданий, и я больше думала о том, что он скажет, чем о случившемся со мной, прежде чем осознала, что происходит.

– Да, Мэмми Плезант. Но вы говорите так, словно знаете ее…

Я уловила некую испытующую ноту в этом утверждении, в остальном прозвучавшем, скорее, как вопрос.

– Знала, но давно, еще до войны. Мой отец был аболиционистом, он ненавидел рабство. «Королева Индии» иногда тайно перевозила беглых рабов. Она звалась тогда миссис Смит и помогала переправлять таких беглецов. В первый же мой день в Сан-Франциско она увидела меня и прислала письмо, предлагая обратиться к ней, если я окажусь в беде.

Он кивнул.

– Да. Теперь я знаю, что ей и ее людям было известно о Д'Лисе и его планах. Поэтому ей необходимо было связаться с вами, чтобы обеспечить наблюдение за Викториной. Мэмми Плезант – женщина сильная, именующая себя «Королевой вуду». И в таком качестве она не собиралась отказываться от влияния на Д'Лиса. В верованиях вуду, как мне говорили, вся власть принадлежит королеве, а любой жрец ей подчинен – так почему бы не Д'Лис? Но с Викториной, как с соперницей – это другое дело.

Ален словно складывал китайскую головоломку, кусочек к кусочку. При всех се разговорах о долге перед моим отцом (что вполне могло быть искренним, и я не сомневаюсь, что она бывала абсолютно честной, когда это не противоречило ее целям), миссис Плезант имела основательные причины желать подчинить себе Викторину. И если бы я послушала ее, я тоже стала бы одной из пешек в ее игре.

– Преследуя Д'Лиса, мы ворвались в «Петух» сразу после того, как вас оттуда увезли. Сели рассказала всю правду, когда капитан Лейз слегка на нее надавил. Он мог стереть ее в порошок, и она это прекрасно знала. Но люди Д'Лиса, должно быть, скрывавшиеся поблизости, нашли его на улице оглушенного, почти мертвого. К тому же они добрались до Викторины и освободили ее, когда миссис Плезант вызвали к Лэнтинам.

– Я думала, что убила его… Д'Лиса, – тускло сказала я. Прежний ужас вновь окутал меня, словно окровавленный плащ.

– Я бы сам это сделал, если бы мог до него дотянуться! – Мрачность Алена заставляла в это поверить. – К несчастью, на Берегу было два притона. Мы разделились. Лейз и его люди направились в главный, а я был на пути к другому, когда встретил Уиккера и он рассказал мне о том, что видел. Они вместе с Ковенсом пытались освободить вас, но были избиты громилами Бесси. Фактически только мое появление с двумя полицейскими Лейза предотвратило убийство. Уиккер побежал за своей командой, а я отыскал окно. Потом… после того, как я спустил вас на улицу, парни Бесси всем скопом напали на меня. Когда я отбился от них, вы исчезли.

– Они поджидали… Люди Д'Лиса… И чем-то одурманили меня…

– Эти проклятые наркотики! Еще раньше они так же захватили одного из наших людей. Однако Амели рассказала нам о ранчо, хотя точно не знала, где оно находится. Мы потратили на поиски больше половины дня и едва не опоздали. Когда мы вошли и увидели… – он крепко сжал мою руку.

– Вы отослали их… Викторину и Д'Лиса.

Черты его индейских предков вновь проступили на его лице, и я уже знала, что под этой маской скрывается ярость, которой не позволяет выплеснуться лишь величайшее усилие воли.

– Они уехали. Хотел бы я заставить их страдать за все, что они сделали и собирались сделать. Но для суда у нас было мало доказательств, намерения же не есть действия. Если бы мы постарались их добыть, они могли бы погубить и невинных людей. Думаете, я бы допустил, чтобы вы, Тамарис, давали перед любопытствующей толпой показания о том, что с вами делали?