Робин Хобб - Безумный корабль

– Эт-то что еще за дела?…

– Я – совсем не то, что ты видишь перед собой, господин мой, – не дав Альтии вымолвить ни слова, ответствовала Янтарь. Ее голос, а паче того выговор и произношение каждого слова соответствовали самому что ни есть благородному происхождению. – Покорнейше прошу извинить меня за этот маленький маскарад. Мне просто показалось, что так оно безопасней. Нас с Альтией с некоторых пор связывает сердечная дружба, и она скажет вам, заслуживаю ли я доверия. Она рассказала мне о том прискорбнейшем нападении, которому вы подверглись по дороге сюда. И я здесь не только ради того, чтобы предложить вам союзничество в противостоянии несправедливым налогам. Я хотела бы также осмотреть руки Офелии и, может быть, исправить нанесенный ущерб.

Вот так. Она в самом деле на одном дыхании складно и четко изложила все то, над чем Альтия бекала и мекала бы еще долго. Высказалась – и стояла перед капитаном тихая, строгая и прямая, сложив руки на груди. И без трепета и смущения смотрела в глаза обоим Тенира.

Мужчины переглянулись. И первое же, что произнес капитан, попросту потрясло Альтию:

– Ты думаешь, что в самом деле способна поправить руки Офелии? А то я с болью слежу, как она, бедняжка, стесняется своего внешнего вида…

Альтию до глубины души тронуло глубокое чувство, с которым он говорил о своем корабле.

– Пока я не знаю, – честно ответила Янтарь. – Мне слишком мало что известно о диводреве и его свойствах. Мой скромный опыт свидетельствует лишь о том, что оно исключительно мелкослойно и плотно. Эта плотность могла предохранить пострадавшие части от действительно глубоких ожогов. Но что-либо определенное я смогу сказать только после подробного осмотра ее рук, а может, даже и позже.

– Тогда пойдем и немедленно займемся ее ладошками, – объявил капитан Тенира. И бросил на Альтию почти извиняющийся взгляд: – У тебя, верно, есть весточка ко мне от твоей матери… не думай, что я не сгораю от нетерпения скорее выслушать ее. Но ты же понимаешь… «Офелия» – мой корабль!

– Конечно, она – превыше всего! – горячо согласилась Альтия. – Я именно об этом и думала, когда пригласила сюда свою подругу Янтарь!

– Весьма в твоем духе, – тепло заметил Грэйг. Набравшись храбрости, он тронул Альтию за руку. И отвесил Янтарь краткий поклон: – Для меня большая честь – знакомство со всяким, кого Альтия называет другом или подругой. Других верительных грамот мне не требуется!

– Да! – остановился капитан Тенира. – Мой сын напомнил мне о хороших манерах. Прости, госпожа. Я – Томи Тенира, торговец Удачного, владелец и капитан живого корабля «Офелия». А это мой сын, Грэйг Тенира.

Тут до Альтии запоздало дошло, что она так и не удосужилась выяснить фамилию Янтарь. Она стала судорожно думать, как бы обойти эту неловкость, представляя подругу, но та отрекомендовалась сама:

– Я – резчица Янтарь, ремесленница с улицы Дождевых Чащоб. И я рада буду познакомиться с вашим кораблем!

Покончив таким образом с формальностями, капитан Тенира без дальнейшего промедления повел всех наружу. Офелию явственно снедало самое жгучее любопытство. Она смерила девку-грязнулю взглядом, полным столь сложных чувств, что Альтия помимо воли расплылась в улыбке. Как только Офелии объяснили, кто такая Янтарь и в чем смысл ее присутствия на борту, носовое изваяние без всякого колебания повернулось к ней и протянуло для осмотра обугленные кисти, а потом очень серьезно спросило:

– Ты и в самом деле можешь что-то для меня сделать?…

Альтия, как и прочие, в самый первый раз смогла разглядеть, что же в действительности произошло с ее руками. Горевшие смоляные шары прилипли к ладоням и пальцам, огонь добрался даже до внутренней части левого запястья. Руки Офелии, прежде такие изысканно-красивые, теперь напоминали корявые и закопченные клешни кочегара.

Янтарь двумя руками взяла одну из громадных ладоней. Пальцами в перчатках сперва осторожно ощупала, потом потерла ожоги.

– Если будет больно – сразу скажи, – предупредила она запоздало. Ее лоб пробороздили морщины крайнего сосредоточения. – Какое интересное дерево… – пробормотала она про себя. Открыла мешок с инструментами, взяла один из них и стала скрести кончик обожженного пальца.

Офелия почти сразу отозвалась резким судорожным вздохом.

– Больно? – подняла голову Янтарь.

– Это не та боль, которую чувствуют люди. Я просто ощущаю, что что-то неправильно… что происходит разрушение.

– Думается, – сказала Янтарь, – сгоревший слой не так толст, а сразу под ним – здоровое дерево. Вот этими инструментами я могу без большого труда убрать черноту. Быть может, придется совсем чуть-чуть переделать твои руки; пальцы станут немножко тоньше, чем сейчас. И, если только огонь не проник глубже, чем мне кажется, я смогу сохранить должные пропорции. Только, пока я буду работать, придется тебе потерпеть неприятное ощущение разрушения, не отнимая рук и даже не вздрагивая. А сколько это продлится – не могу точно сказать.

– Что скажешь, Томи? – повернулась Офелия к своему капитану.

– Скажу, что попытка – не пытка, – ответил он ласково. – Если тебе станет совсем уж невтерпеж, просто скажи госпоже Янтарь, и она прекратит работу.

Офелия неуверенно заулыбалась… Однако потом у нее в глазах появилось мечтательное выражение:

– Если с руками дело пойдет хорошо, может, потом ты заодно займешься моими волосами? – И, подняв руку, она тронула длинные пряди, рассыпавшиеся спутанной гривой. – А то подобная прическа, мне кажется, давно вышла из моды. Я и то давно уже думаю, что мне пошли бы, знаешь, этакие кудряшки кругом лица…

– Да ну тебя, Офелия, – простонал капитан Тенира. Остальные неудержимо расхохотались.

Янтарь все не выпускала из ладоней руку Офелии, пристально вглядываясь в обугленные места.

– Вот только цвет… – проговорила она. – Боюсь, трудно будет подобрать верный оттенок. Я никогда не имела дела с морилкой, которая так великолепно имитировала бы цвет человеческого тела и в то же время не подавляла естественный рисунок древесины. Когда-то, впрочем, я слышала, будто живой корабль в момент пробуждения сам порождает собственные цвета… – И, не отдавая себе в том отчета, она подняла глаза на Офелию, чтобы спросить: – Если мне придется обнажить неокрашенный слой, возобновится ли этот цвет?

Офелия тихо ответила:

– Я не знаю.

– В любом случае, – решительно проговорила Янтарь, – это не на один вечер работа. Капитан! Можно ли попросить приказать вахтенным, чтобы невозбранно впускали и выпускали меня? И удобно ли будет, если я стану приходить переодетая так же, как сейчас?

– Думаю… да, – с некоторой неохотой согласился старший Тенира. – Хоть и трудновато будет объяснить другим торговцам, с какой стати такая деликатная работа доверена рабыне… или почему я вообще воспользовался невольничьим трудом. Я, знаешь ли, противник рабства в любом его виде…