Мария Гуцол - Три вороньих королевы [СИ]

Хастингс снова прижался спиной к стене. Ее сырость он чувствовал даже сквозь куртку, но так ему было спокойнее. Попытался представить, что сделали бы на его месте другие, Мастерсон или хотя бы мистер Керринджер, но ничего толкового так и не придумал.

Оставалось ждать. Бен усмехнулся в темноте подземелья. Ему приходилось ждать и в худших местах. Лишь бы у Джил получилось выбраться из Вороньей башни.

Постепенно у Хастингса начал вырисовываться если не план, то, по крайней мере, какой-то перечень попыток, которые он может и должен предпринять. Например, можно попробовать расшатать штырь в стене. А потом цепью навернуть по голове тюремщика. Если здесь такой есть, и он решит подойти достаточно близко.

Звук шагов Хастингс услышал раньше, чем увидел где-то вдалеке маленький оранжевый огонек. Невольно он подобрался. Подтянул ближе цепь, намотал один виток на кулак.

Когда свеча оказалась достаточно близко, чтобы Хастингс смог разглядеть ту, которая ее несла, он с трудом сдержался, чтобы не выругаться. Воронья старуха шла по коридору неуверенной шаркающей походкой.

Остановилась она прямо напротив Бена, по другую сторону решетки, отгораживающей камеру от коридора. Какое-то время ведьма смотрела на Хастингса не мигая, потом медленно опустилась на корточки и просунула что-то между прутьями.

— Сестры сказали, ты можешь нам пригодиться. Так что придется тебя накормить.

В свете свечи морщины на ее лице казались еще глубже. Старуха зябко завернулась в плащ, украшенный перьями, и отвернулась от охотника. Она медленно двинулась прочь, и Бен видел, что дается ей это с неподдельным трудом.

Внезапно голос, хриплый и совсем близкий, сказал:

— Марха.

Старуха замерла. Плечи ее вздрогнули, как от удара.

— Зачем ты называешь мое имя при нем?

— Чтобы ты меня услышала, — отозвался голос. — Ты принесла еды человеку. Будь милосердна и ко мне — дай напиться.

— Не пытайся, — свеча качнулась в сторону, выхватывая из темноты очертания решетки по другую сторону коридора, — обмануть меня.

— Где здесь обман, о любовь моя? — Бену померещилась насмешка в голосе. — Мне не разомкнуть эти цепи, даже если бы я вернул себе все свое могущество.

— В каждом твоем слове — обман, — тяжело и глухо сказала названная Мархой. — О какой любви говоришь мне ты? Мне. Ты.

— Почему не может муж говорить о любви со своей женой?

Хастингсу больше всего хотелось заткнуть себе уши. Например, чтобы потом никакой мстительной ведьме не пришло в голову их отрезать. А еще потому, что разговор этот в темноте подземелья не предназначался для случайных свидетелей. Просто не предназначался, и все тут.

— Хватит! — неожиданно крикнула старуха. Свеча дернулась. — Или ты не видишь, какой я стала теперь? Или не винишь меня в этом?

— Тебя обманули, Марха, — устало проговорил собеседник ведьмы. До предела напрягая глаза, Хастингс сумел разглядеть в темноте более темный силуэт. — И сестры твои обмануты.

— Сейчас ты скажешь, что можешь спасти нас, — хриплый старушечий смешок заставил Бена поморщиться. Воронья ведьма стояла совсем близко, при желании он мог бы дотянуться сквозь прутья решетки до ее юбок.

— Нет, не скажу. Это не в моих силах. Ни вернуть юность тебе, ни твоим сестрам — то, что отдали они. Почему сестры послали тебя сюда, Марха?

Марха. Старуху звали Марха. Бен беззвучно покрутил это имя на языке, пытаясь сообразить, дает ли ему какое-то преимущество это знание. Должно было, настоящие имена сидов всегда несли в себе силу.

— У твоих королев есть и другие дела.

— Расскажи мне. Они ищут девушку?

— Моя средняя сестра отправилась за ней. И даже если она не сумеет догнать ее в дороге, брат наш не откажет ей в просьбе.

— Я слыхал, ваш брат взял себе жену, и она по крови человек. И говорят, заступается за своих родичей.

Бену пришлось прикусить язык, чтобы не выругаться в голос. Он знал только одну женщину, которая заступалась за людей, оказавшихся в беде на Другой стороне. И к ней он оправил Джил. А теперь выходило… Странно выходило.

— И говорят, носит дитя, — тихо добавил узник.

Марха покачала головой:

— Хотели, чтобы я пошла за девчонкой. Но я устала. Я так устала. Я бы могла забрать у нее юность, сделать такой же морщинистой и уродливой, как я. Но присвоить ее молодость себе я не могу. Разве что на несколько ударов сердца. Я уже делала так раньше.

— Я знаю, — отозвался мужчина и закашлялся. — Мне так жаль, Марха.

— О чем тебе жалеть? — в голосе вороньей королевы Хастингсу померещилась горечь.

— Что я не могу вернуть утраченное. Ни одной из вас.

Свеча качнулась. Еще несколько долгих мгновений Марха стояла неподвижно, потом развернулась и пошла прочь.

Когда одинокий огонек окончательно растаял в темноте коридора, Хастингс решился подать голос:

— Эй, — негромко позвал он. — Здесь есть вода. Я могу попробовать во что-то набрать.

— Дай им шанс, — со смешком отозвались из темноты. — Я не умру от жажды, если тебя страшит коротать время в компании трупа. Королев и Королей не так просто убить. И еще сложнее сделать так, чтобы они оставались мертвыми.

— Да уж, — Хастингс хмыкнул. Кое-что об этом он знал. — А ты, получается?..

— Меня называют Королем-Колдуном, а еще Королем-Вороном. Другие мои имена тебе ни к чему.

— И не собирался спрашивать, — Бен пожал плечами. У него снова разболелась голова. Ничего удивительно, если учесть, сколько времени он провалялся в отключке. В животе тянуло от голода, но стоило ли брать то, что принесла ему воронья ведьма, охотник на фей не был уверен. Гораздо больше его занимало другое.

Бен помолчал немного, пытаясь подобрать слова, потом спросил:

— Вороньи королевы. Они сестры Короля-Охотника?

— Да. И мои жены. Чужое могущество оказалось слишком тяжело для них.

Бен задумчиво почесал заросший щетиной висок. Такой расклад ему не нравился. Но вместо того, чтобы сказать об этом, охотник проговорил:

— Что с ними случилось?

— Их обманул Индомнах, чародей фоморов.

Король-Ворон закашлялся и замолчал. Вытягивать из него слова Бен не стал — понимал, каково говорить мучимому жаждой. Но тот, прокашлявшись, заговорил снова:

— Ты знаешь, что такое Горькая чаша?

— Да. Я принес ее княжне Кианит.

— Она давно хотела получить ее, и я догадываюсь, для чего. Теперь это не так страшно, как было прежде, тогда, когда Чашу только создал Индомнах.

Хастингс подобрался и придвинулся ближе к решетке. Задел случайно сверток, принесенный Мархой. Подумал, и все-таки подхватил его, но разворачивать не стал.

— Чаша забирает ту плату, которую ты готов отдать. У Мархи она забрала юность, — продолжил сид. — И отчасти — рассудок у них троих.