Моника Пиц - Ночь лазурных сов [litres]

– Ты научишь меня? – спросил Якоб. – Что мне нужно сделать, чтобы познакомиться с такой девушкой? И, может быть, даже пригласить в кондитерскую?

Бобби не знала, что на это ответить. Ее маскировка влекла за собой серьезные побочные эффекты. Но Якоб не уступал.

– Ты возьмешь меня с собой, когда снова встретишься с ней? – спросил он.

Бобби вздохнула. Как ей из этого выбраться?

Запах едкого мыла, затхлого белья и дыма щипал глаза Лины. Она работала вместе с другими девушками в подвале, где располагались прачечные. Одни помешивали толстыми деревянными ложками в больших бельевых чанах, другие вычищали щетками специально испачканную одежду на деревянном столе, а третьи штопали поврежденные места на постельных принадлежностях. Учебный предмет назывался «Прачечные услуги», и Лина занималась глажкой. Полная ерунда! Как ей только пришла в голову идея насчет школы домохозяек? Пока Бобби свободно передвигалась по городу, переодетая мальчишкой, Лина сидела в институте. Госпожа Полле и ее коллеги взяли за правило не выпускать девушек из виду ни на секунду и непрерывно загружать их работой. Всякий раз, когда она хотела убежать, чтобы заняться своей настоящей миссией, ее учитель тут же оказывался рядом, чтобы громко отчитать ее перед всеми остальными. Как ей убежать от орлиных глаз и строгого контроля госпожи Полле и без помех отправиться на поиски Данте?

Ни одна из девушек не хотела иметь с ней ничего общего, словно у Лины была смертельная и заразная болезнь. Ада и Хедвиг, которые не только выглядели как близнецы, но и вели себя так же, неловко отодвинулись, как только она приблизилась к ним.

Работа в наполненной паром душной комнате не прекращалась.

В женский институт клиенты могли приносить рубашки для стирки и глажки. Госпожа Полле, по обыкновению, брала по десять пфеннигов за каждую рубашку, вычищенные манжеты и воротник стоили шесть пфеннигов. Ученицы не получали ничего. Лина испытала настоящее потрясение от количества белья, с которым девочки должны были справляться как само собой разумеющееся и без оплаты. Больше всего ей хотелось основательно высказать свое мнение госпоже Полле. Директриса пыталась выдать рабский труд за служение.

– Ваши знания в области гигиены – основа вашего счастья, – проповедовала она. – В собственном доме вы королевы. Опрятное белье – зеркало вашей души. Следует избегать любого беспорядка.

Остальные девушки украдкой наблюдали за Линой, как она мучается с пробным образцом. Ей казалось, что они только и ждут, когда она снова сделает что-нибудь не так и заработает нагоняй. Лина чувствовала себя Золушкой. Золушкой, которая даже не могла надеяться на то, что принц освободит ее. Лина не верила в принцев, но еще меньше – в искупительную силу домашнего труда. Она порывисто застонала, скользя киловаттным утюгом по сероватой простыне. С каждой вещью, которую ей приходилось разглаживать, инструмент в ее руке становился все тяжелее и тяжелее. Внутри чугунного корпуса пылали горячие угли. Одно лишь его наполнение было потным делом. Глажка – тем более. Утюг оставил коричневую кайму на куске ткани, и Лину бросило в пот. Регулировать температуру было совершенно невозможно.

– Вот черт, – ругнулась она.

Госпожа Полле отреагировала на ее вспышку новой тирадой.

– Лина покажет вам, как не нужно делать. Ни один мужчина не оценит ноющую женщину, Лина. Когда ваш супруг или работодатель возвращается домой, он не должен видеть тяготы домашнего хозяйства. Мужчина должен отдохнуть от работы и не беспокоиться о ваших проблемах.

Девушки вокруг нее покорно кивнули и еще дальше отошли от Лины. Лина глубоко вздохнула. Но это не может быть правдой. Неужели они не поняли, какую ерунду им наговорила госпожа Полле? Она хотела возразить, когда с улицы раздался адский грохот, громкий крик и быстрый стук копыт. Под громкий протест госпожи Полле все девушки подбежали к окнам. Лина изо всех сил протиснулась сквозь толпу возбужденных девушек, чтобы мельком взглянуть на улицу.

При въезде на задний двор с повозки упал деревянный ящик. Лошади заржали, кучер рявкнул. В закатных сумерках помощники доставали загадочные ящики из повозки. Сердце Лины едва не остановилось, когда она обнаружила, что один из юношей – Данте.

– Будьте осторожны, – крикнул он.

У Лины закружилась голова, когда она услышала его голос. Больше всего ей хотелось броситься на улицу, к нему. Он выглядел так же, как и всегда. Длинный черный плащ, узкие брюки, которые были немного коротки, обнажая лодыжки. И пара простых туфель.

– Вы его когда-нибудь видели? – спросила одна девушка. Данте заметили все.

Одним махом девушки позабыли о хорошем воспитании, которому обучала их госпожа Полле.

– Он был здесь на днях, – впечатленно сказала Ада.

– Он мне понравился, – воскликнула Хедвиг.

– Сначала мне, – с энтузиазмом добавила Ада.

Чем бы Данте ни занимался здесь, он не прилагал ни малейших усилий, чтобы вести себя незаметно, и двигался с присущей ему беспечностью в начале XX века. Чувства переполняли Лину. Как долго она твердила себе, что это правильно – никогда больше не видеть Данте? Только сейчас она почувствовала, как сильно ей не хватает его компании. Она подняла руку, чтобы дать ему знать о своем присутствии, как дрожащий крик заставил ее остановиться. Она обернулась и увидела лицо госпожи Полле, которое, казалось, состояло только из зубов.

– Воды, – кричала она. – Принесите воды.

Кусок ткани, которым Лина только что занималась, загорелся. Лина забыла про утюг. Желтое пламя дернулось и перекинулось на стопку незаконченных простыней. Густой дым мгновенно заполнил комнату. Лина бросилась к столу и панически старалась потушить пламя наволочкой. Искры разлетелись по комнате, копоть закружилась по воздуху, когда на них обрушился шквал воды. А затем еще один. Сначала слева, потом справа, потом все быстрее и быстрее. Пока все не промокло. Лина, пол – просто все. Через несколько минут пожар был потушен. Госпожа Полле скрестила руки на груди. Лина догадывалась, к чему это приведет.

– Вы можете идти, – сказала она, с трудом подавляя гнев.

Она сделала долгую паузу, словно ей предстояло справиться с напастью.

– Все, кроме Лины.

Лина была близка к тому, чтобы расплакаться. Под беспощадным надзором госпожи Полле Лина драила, протирала, выжимала, чистила и натирала до позднего вечера, пока прачечная снова не засияла в прежнем блеске. Ее руки опухли и сморщились от воды. Жесткое мыло въелось в кожу. Когда госпожа Полле наконец отпустила ее, повозка, конечно же, давно исчезла. На заднем дворе было безлюдно. Больше никаких следов Данте.