Ксения Голубкова - Абсолютное бессмертие

Мама, почему у тети такие зубки?

Отойди от нее, дочка, она мертвая… не трогай ее…

Мама, тетя на меня смотрит!

Она не может, маленькая, она умерла.

Я… не… умерла…

Боги, защитите нас! Ты же мертвая!

Я живая, живая, вам почудилось… не бойтесь…

Сжечь ее! На костер!

Но я же живая!!

Ты не живая, ты немертвая! Немертвая! Носферату! Сжечь ее!

Не надо огня! НЕ НАДО ОГНЯ!!!..

Ван Хельсинг судорожно вздохнул, почувствовав жар пламени, поняв, что значит «возродиться из пепла», собираясь по молекулам, пробуждаясь к бессловесной жизни, когда на часть твоего праха упадет капля крови… Века гонений, века, с которыми приходило страшное понимание абсолютного бессмертия, века сна в склепах, века охоты сначала на людей, а потом и на вампиров, века крови, славы, страха, пиршеств и вечного одиночества — все это приходило с обрывками фраз, фрагментами мелодий, забытыми образами… Голова кружилась, годы и столетия проносились перед глазами…

Внезапно пришла тишина. Она вела за собой темноту. А за ними наступила пустота. Время кончилось. Чувства ушли, оставив только солоноватый привкус на губах и языке.

А потом в пустоте что-то появилось, и она перестала быть пустотой.

А потом в темноте зажегся свет, и она перестала быть темнотой.

А потом в тишине зазвучал голос, и она перестала быть тишиной.

Голос звал его по имени.

Ван Хельсинг моргнул, фокусируя зрение. Глазам был виден увлекательно-зеленоватый потолок морга. Лежу, понял человек. Видимо, на полу. Профессор, ощущая неприятную слабость во всем теле, поморщился и принял сидячее положение. Стол, на котором должно было проводиться вскрытие, пустовал. Более того, на нем не было и следа того, что там лежало. Профессор не увидел ни инструментов, ни кольев, ни серебряных цепочек и распятий — все было стерильно чисто.

— Я немножко прибралась, — тихо сказал хрипловатый женский голос. Ван Хельсинг обернулся. Нитокрис, кутаясь в больничный халат, сидела на соседнем столе — такая же молодая и красивая, как в тот раз, когда он ее впервые увидел. Только волосы были немного короче. С них стекала вода. — Прошлась по зданию госпиталя, усыпила парочку санитаров, подправила память одного настырного врача, нашла душ… — Женщина улыбнулась и добавила: — Мне было бы стыдно показаться перед тобой измазанной кровью и грязью, Артур. Ты и так слишком много видел.

— Ты мне и такая нравишься, — усмехнулся Ван Хельсинг, опираясь на перевернутый стул и вставая. — Пойдем отсюда.

— Пойдем, — сказала она, встав со стола и протянув к нему руки. — Я сделаю так, чтобы нас никто не видел…

— Я имею право на просьбу?

— Проси, чего хочешь. Всегда.

— Когда я тебе надоем… или когда состарюсь окончательно… не уходи, Нитокрис. Лучше выпей меня до дна. Хорошо?

Вампирша хитро прищурилась:

— Для начала попробуй мне надоесть. А состаришься ты еще нескоро — лет на сорок позже положенного. Считай это подарком, Артур — мне все равно некуда девать свое бессмертие…

Ван Хельсинг изумленно смотрел на нее, не зная, что ему ответить. Нитокрис легко рассмеялась, глядя на его ошеломленное лицо.

— Кстати, о подарках… — Она протянула руку: на ладони царицы вампиров лежали гипсовые слепки ее челюстей. — Они единственные в своем роде, но не думаю, что они тебе нужны… Есть идеи?

— Оправим в рамочку и будем хранить, как семейную реликвию, — усмехнулся Ван Хельсинг.

— Не лишено очарования, — оценила вампирша.

— Есть еще одна мысль, — прищурился человек. — Ты в курсе, кто сейчас стоит во главе Королевского Ордена Протестантских Рыцарей?..

— Вам посылка, леди Интегра.

Молодая женщина с очень светлыми волосами, свободно спадавшими на спину и белевшими на фоне пиджака, обернулась и смерила дворецкого взглядом больших и пронзительно-холодных голубых глаз, смотревших из-за стекол круглых очков в тонкой оправе.

— Мне казалось, что вся почта должна лежать у меня на столе, — полувопросительно проговорила она. Голос у нее был хриплый, что было неудивительно — у леди в зубах дымилась дорогая сигарета. Явно не первая за сегодня. И однозначно не последняя.

— Думаю, вам стоит взглянуть, — мягко отозвался дворецкий, отдавая хозяйке сверток.

Светлые брови женщины дрогнули, когда она прочла обратный адрес. Голубые глаза главы Королевского Ордена Протестантских Рыцарей поднялись на слугу, и она ошеломленно озвучила прочитанное:

— Артур Ван Хельсинг?

— Ваш двоюродный дядя, — негромко напомнил дворецкий.

— Меня родной чуть не убил, — пробормотала женщина, затушив сигарету и разворачивая сверток. Слуга понятливо попятился к двери. — Не хватало еще бомбы от двою… Он издевается! — громко произнесла леди Интегра Ван Хельсинг.

Дворецкий отметил, что она слегка улыбается. Женщина тем временем продолжала комментарий:

— Уолтер, вы только послушайте: «Прошу простить меня за то, что частично лишаю вашу организацию работы, являясь вашим невольным конкурентом… однако, на мой взгляд, вам вполне хватает проблем с искусственными вампирами… В знак моей искренней признательности…».

Интегра запнулась. Дворецкий стал свидетелем увлекательнейшего зрелища: глаза главы Королевского Ордена Протестантских Рыцарей полезли на лоб, обгоняя друг друга. Ван Хельсинг перечитала последние строчки письма, вложенного под упаковку посылки, еще раз и перевела изумленный взгляд на коробку, извлеченную из-под оберточной бумаги. Женщина быстрым движением поддела крышку пальцами и уставилась на большую, поблескивавшую лакированным деревом рамку вроде тех, в которые любители насекомых оправляют ненаглядных бабочек, жуков и скорпионов.

— Он точно издевается, — убежденно проговорила леди Интегра, глядя на гипсовые слепки зубов. — Как вы думаете, Уолтер, это будет смотреться рядом вон с тем портретом?

© anorwen

27.10–01.11.2004