Чайна Мьевилль - Кракен [litres]

– Коллингсвуд, я не буду навязывать тебе «альфу-лиму-фокстрот», но когда я спрашиваю, как слышишь, и ты слышишь, я жду гребаного ответа. Я же слышу, как ты дышишь.

Коллингсвуд изобразила жест «сколько можно» несчастному молодому офицеру, сидевшему в одной машине с ней.

– Ну ладно, Бэрон. – Она растянула: «Ба-роун». Тронула наушник. Сегодня никаких раций на лацканах. Она и несколько офицеров, прикомандированных на эту ночь к ОПФС, были в штатском. Она развалилась в помятой машине рядом с местом сбора. – Да, слышу хорошо, привет корешам из Столички. Повторите трек на бис. Как там у вас?

– Видим, что нарисовались предсказуемые игроки, – протрещал голос Бэрона. – От наших пропащих ребят еще ни слуху ни духу. От Варди новостей нет? – Коллингсвуд цыкнула, будто его жалобный тон был комаром у уха.

– Не. Сказал, ему надо к профессору. Я сказала, что он сам и есть профессор, но, видать, этого ему мало. – Она оглядела пейзаж жопы мира – с гудящей, как плохой приемник, головой, – распознавая с почти уверенностью и высокой скоростью, невинны или виновны немногие припозднившиеся прохожие в знании о том, что происходит. Наблюдатели спешили в лежки. Орнитологи, если бы концы света были птицами. Ее напарник воззрился, когда она рассмеялась и ткнула ему в бок локтем, словно последнее сказала вслух.

– Где ж его носит? Это уже слишком, учитывая, что это его идея, – сказал в ее черепе Бэрон.

Организация доставила ей немало удовольствия. В основном рулил Варди, предлагавший, что кому предложить, когда и как, какие слухи посеять на каких бордах, какие намеки оставить недосказанными. Эту роль Коллингсвуд уступила с радостью. Ей нравилось возиться с мелочами, а общую стратегию мог взять на себя он, на здоровье.

Ее собственное расследование – в областях куда менее эпохальных, чем те, где проводил изыскания Варди, и куда ближе к житейской границе между религией и убийством, – буксовало. Она пыталась разыскать оружейных фермеров. Какими бы гребаными монахами по жизни они ни были, в конце концов, они брали деньги за убийство людей, а это значило – в той или иной форме, пусть даже абстрактной и магической, – чеки. А где есть денежный след, есть и сплетни, обрывки которых, хоть и медленно, поступали в ее ушки на макушке.

Коллингсвуд только вполглаза следила за тем, кем и как манипулирует Варди: ей просто было наплевать. Возможно, отчасти она понимала, что это неразумно, что ей бы пошло на пользу поучиться этим играм, но, думала она, эту задачу она всегда с удовольствием делегирует городским макиавелли. А нравилось ей заниматься тем, что у нее получалось лучше всего. И те намеки насчет сварганенных на пару с Варди сомнительных концов света, что посеяла она, были чрезвычайно, очевидно убедительными. Возможно, уже скоро можно будет винтить.

Коллингсвуд ничего не ответила Бэрону. Она слышала, что он оставил канал связи открытым, будто все-таки на что-то надеялся.

Мардж теребила распятие и игнорировала напевы из «Айпода», как пение маленького ребенка. Каждые несколько минут мимо проходили люди или она сдвигалась с места и проходила мимо них: они разговаривали по телефону и торопились, не обращали внимания на второсортную грязную пустошь, где должно было случиться какое-то нечто. Мардж наблюдала за пространством, как ей казалось, в полном одиночестве, когда из-за фонаря – слишком узкого, чтобы скрыть человека, – вышла женщина.

«Эй», – проговорила женщина одними губами, но Мардж ее не слышала. Женщина была немолодой, в стильном темном пальто. Лицо у нее было острым, длинная прическа – модной, и отличалась она всяческой странностью. «Ты пришла за этим», – беззвучно сказала она и резко оказалась куда ближе, чем должна бы за пару шагов.

Мардж в страхе сделала «Айпод» громче. Ее окутало нестройное пение. «Стой», – сказала женщина, но голос в «Айподе» завел «Eye of the Tiger» и унес Мардж – в ускоренном и странном лондонском движении. Сперва в глазах все расплылось, но через миг она оказалась в другом месте, а женщина пропала. Мардж разинула рот. Благодарно пригладила «Айпод». Огляделась и снова заняла пост.

Пугало ли, что две религии не только разделили свою финальную ночь, но и приступили к разрушению в одной и той же точке? Без конца твердились утверждения, где могут произойти концы, состязались заявления, «внимательней изучались» пророчества, – и места проведения сходились все ближе, пока не встретились.

Рядом были представители многих фракций. Коллекционеры культов делали ставки на исход; странствующие маги Лондона – многие с деморализованными фамильярами, которые приползли, когда в забастовке наступил эндшпиль, – готовились мародерствовать на ошметках силы и энергии.

– О нет, – сказал Вати из кармана Билли, увидев своих понурых членов. – Я должен… Мне надо на обход.

Печальное зрелище – то, как Вати на лету от фигуры к кирпичной фигуре шептал, умасливал, умолял и шантажировал, заклинал профсоюзников держаться подальше. В такую взбудораженную ночь его бестелесное «я» сбоило. Порывистый эфир заносил не в те тела. Он очень быстро обогнул арену. Из глаз выброшенной карандашной насадки в виде робота Вати наблюдал, как от какого-то коллекционера сбегает женщина с фишечной эскейпологией. Она чем-то привлекла его внимание, и он бы подобрался поближе – или прямо в фигуру, что она носила на шее, – но тут что-то началось.

– Говносрань, – сказала Коллингсвуд. Наклонилась вперед. Женщина продолжала медленно обходить пространство. Коллингсвуд сделала руками жест, будто чуть раздвигает шторы. Туннель ночи между полицейскими и приближавшейся женщиной на миг просветлел, поле зрения расчистилось. Коллингсвуд всмотрелась, вздохнула, отпустила, и тьма вернулась.

Офицер таращился на Коллингсвуд. Она на него не взглянула.

– Босс, – сказала она как будто в пустоту. – … Не, босс, их ни следа, но я точно знаю, кого сейчас видела . Помните зазнобу Леона? Она нарисовалась… Я почем знаю?.. Ну, сама себе злобная дура, не? – Но на последних словах она уже сама вздыхала, запахивала штатскую куртку и открывала дверь.

Ткнула пальцем в своего временного напарника.

– Сидеть, – сказала она. – Хороший песик. – Она ушла, поднимая воротник, и он слышал, как она что-то бормотала под нос, направившись к той нервной женщине.

Вати бы тоже подобрался поближе, если бы не новоприбывшие. Наконец – под конец – из-за пустыря, воинственно озирая местность, в желтых спецовках и со снаряжением пришла группа бритоголовых мужчин.

Мардж не слышала, что сказала новая неожиданно подошедшая фигура, – из-за болтливой щебечущей какофонии. Она увидела, как шевелятся губы молодой девушки, когда та приблизилась с такой властностью и развязностью, что у Мардж екнуло сердце, и она панически сделала «Айпод» громче. Пространство скользнуло. Скакнуло. Голосок в ушах возбужденно прокричал припев из трека Белинды Карлайл, и кирпичи хлынули мимо Мардж приливной волной. Она неслась, как плот на стремнине, даже рассмеявшись из-за столь бурной реакции. «И как ты собиралась встретиться с чем-то реально плохим?» Она и не осознавала, как натянулись ее нервы из-за обещанного окончания.