Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

— Нам, наверное, придётся переночевать здесь, миледи, — робко подала голос Савия. Младшая служанка передала ей фляжку Индрис, и она с благодарностью сделала глоток; в голубом свете Уна увидела, что рука у неё до сих пор дрожит. — Эвиарт пока не может ехать дальше.

Оруженосец лишь кивнул, морщась от боли. Индрис постучала согнутым пальцем по своему зеркалу, что-то прошептала (Уна заслушалась музыкальной фразой — точно трель певчей птицы) — и морщины на выпуклом лбу Эвиарта разгладились, а подбородок изумлённо отвис.

— Хотя, может, и могу… Да, точно могу, миледи. Мне резко стало лучше, — он покосился на Индрис и тут же смущённо отвёл глаза. — Почему-то.

Мать не то вздохнула, не то фыркнула.

— Мы в любом случае не можем провести тут всю ночь. Прости, Эвиарт — это почти самоубийство. Кто сказал, что нам попался последний отряд из этих… из них.

— Это ненадолго. К рассвету боль вернётся, — произнесла Индрис. В её тоне звучало вполне искреннее сочувствие, но она уже озабоченно всматривалась в заросли на холме — ждала сына. Уна тоже расслышала треск веток и негромкую речь, донёсшуюся оттуда. — Мне жаль, но пока я не могу сделать ничего большего… Наши лошади пасутся чуть южнее, вместе с вашими. Боюсь, нам придётся ехать.

— Нам? — с той же сладкой улыбкой переспросила мать. Ей всегда ужасно нравилось быть доброй и понимающей — но только до тех пор, пока кто-нибудь не начинал забываться. И только с теми, кто либо шёл ей навстречу, либо был безоговорочно выше. Колдунья с шевелюрой ягодного цвета явно не относилась ни к тем, ни к другим. Больше того: часто и Уна, и лорд Дарет к таковым тоже не относились. — Кто сказал, что вы поедете с нами? В Кинбралане не ждут Отражений. Спасибо за помощь — и позвольте нам предаться скорби. Поводов к ней предостаточно.

Треск веток стал громче, а Индрис и Уна вдруг заговорили хором:

— А кто сказал, что без нас вы доберётесь до замка живыми?

— Они должны поехать с нами, мама.

Ну вот и всё. Она пошла против матери, поддержав колдунью. Уна постаралась не заметить, как Отражение прячет победную ухмылку, кашляя в кулачок… Этот маленький бунт почему-то её взволновал.

— Нирли! — позвал с холма мальчишеский голос. Из-за осин вприпрыжку сбежал сероглазый паренёк с зеркалом в руке; за ним, охая, тащился помощник конюха. — Аар на'эсте…

— О чём мы с тобой договаривались, Гэрхо? — недовольно перебила Индрис. Глаза её, однако, лучились любовью, а строгость в голосе была не очень убедительной.

Паренёк остановился на дороге, осторожно обойдя Эвиарта с Савией. Лицо у него было чуть вытянутое, с хитринкой; в свободной от зеркала руке он держал кожаный кошель, расшитый бусинами. Нетрудно догадаться, чей… Неужели этот подросток в одиночку справился с лучником-наёмником? Уне стало нехорошо.

— Я помню, ма, — смиренно отозвался он на ти'аргском. — Говорить при беззеркальных на их языке.

— При людях, — со смесью суровости и лукавства поправила Индрис.

— Да-да, при людях… Я всё устроил, — Гэрхо беспечно вручил матери кошель, подышал на зеркало и принялся протирать его — жестами, безукоризненно похожими на её. — Тип с луком и стрелами засел на самой верхушке. Колчан у него был ещё полон, но мы пришли вовремя. С вот этим парнем, — Гэрхо с размаху хлопнул по плечу помощника конюха. Тот ссутулился, побледнел и вообще выглядел так, будто его скоро стошнит. — Нам даже делать ничего не пришлось.

— Что это значит? — брезгливо осведомилась леди Мора.

— Он убил себя, — в ужасе пробормотал помощник конюха. В свечении двух огоньков капли пота у него на лице сверкали то голубым, то рыжим. — Как только увидел нас. То есть его, — он кивнул на Гэрхо. — Просто выхватил нож и… Простите, миледи.

Служка зажал рот рукой, согнулся пополам и отбежал к обочине. Гэрхо вздохнул.

— Да уж, — он провёл ребром жилистой ладони по горлу. — Так себе зрелище. Наверное, надумал отсидеться там, пока мы не уедем. А потом всё-таки не успел сбежать и не хотел, чтобы его захватили живым… Или магии испугался.

Индрис кивнула. Она уже некоторое время с кошачьей аккуратностью рылась в кошельке — и теперь выудила оттуда что-то маленькое, белое. Приглядевшись, Уна узнала звёздочку из… Из птичьих костей? Она читала о таком, точно читала. Память услужливо подбросила рисунок из дряхлого библиотечного фолианта.

Выходит, не прошли даром ни одинокие вечера за книгами, ни сотни неудавшихся заклятий. Обнадёживает мало, но всё-таки.

— Амулет от тёмной магии, — тихо сказала она, игнорируя возмущённый прищур матери. — Один из самых распространённых.

— И самых слабых, — добавила Индрис. При взгляде на Уну к её прежнему таинственному выражению прибавилось что-то вроде безмолвной похвалы. — Кости воробья… — она задумчиво помолчала, точно прислушиваясь к чему-то, — …которым никак не меньше трёх лун. Он выдохся. Что ж, наш лучник плохо разбирался в магии, но действительно боялся её. Что тут у нас ещё? — Индрис пропустила содержимое кошеля сквозь пальцы. Над трактом разнёсся перезвон монет и мелких синих камней. — Большая сумма, причём сразу ти'аргским золотом и альсунгскими кристаллами… Ожидаемо. Возможно, часть платы за заказ. О, а вот это уже интересно, — в тонких пальцах колдуньи появилась печать.

Уна подошла ближе, чтобы рассмотреть герб. Кажется, она впервые в жизни стоит так, рядом с Отражением.

И, кажется, это ничем не отличается от близости с человеком.

— Ну что там? — вытягивая шею, нетерпеливо спросил Гэрхо. — Я сделал, как ты сказала: ничего сам не трогал.

— Дракон на стопке книг, — сказала Уна.

— Тоже ничего необычного, — с облегчением заметила мать. — Просто герб Академии-столицы. Он ещё с первых лет войны так выглядит.

Верно: знак единения Альсунга с древним, славным своими учёными Ти'аргом… Точнее, вряд ли единения — если учесть, что дракон, появившийся на северных знамёнах в эпоху королевы Хелт, властно выпустил когти и подобрал под себя книги, как собственность. Довольно недвусмысленно.

Индрис со вздохом бросила печать обратно. Они с Гэрхо обменялись особыми взглядами — теми, что свойственны лишь Отражениям. Теми, что невозможно ни описать, ни вообразить.

— Верно, миледи. Просто герб Академии. А ещё — личный герб господина наместника.

Гэрхо с помощником конюха кое-как соорудили подобие гамака из плащей — чтобы довезти тело дяди Горо в сохранности. Индрис постаралась укрепить здоровье и мужество слуг своими заклятиями; леди Мора от её помощи отказалась.

Утром мрак расступился. После полудня Уна уже вернулась домой…

Но там, в тени громоздких башен, оказалось, что мрак не сдаётся легко.

Когда их запуганная, разбитая горем кучка подъехала к стенам Кинбралана и мосту через ров, лорд Дарет уже угасал. Он умер на следующий день, на руках у матери. Он не пришёл в сознание; слуги сказали, что после их отъезда в Рориглан лорд стал кашлять кровью и биться в судорогах, которые не снимались никакими снадобьями. Послали за лекарями из Меертона и Веентона, и оба прибыли вовремя. Оба удручённо заявили, что дни лорда-калеки сочтены.