Марина Дяченко - Земля веснаров

Увидев ужас островитян, пришельцы больше не церемонились. Новую и страшную страницу в истории этого противостояния открыл маленький прибрежный поселок под названием Сухой Камень. Местные жители выращивали трепс, съедобные водоросли, называемые также «морским хлебом». Было время жатвы, мужчины целые дни проводили в море, женщины хозяйничали на маленьких огородах, полосками вытянувшихся на склоне холма. Случилось так, что экипаж йолльского судна «Овффа» («Морская птица»), недавно прибывшего на Цветущую, стосковался по женскому обществу и решил высадиться на берег.

Пытался ли капитан удержать их, или не видел в этой затее ничего плохого – никто так и не узнал. Двадцать молодых парней, опьяненных собственной властью, ворвались в поселок, почти не встречая сопротивления, и начали охоту за девицами и молодыми женщинами.

Без веснарского искусства трудно выращивать водоросли на мелководье – их уносит штормом прежде, чем созреет «морской хлеб». В поселке был свой веснар – вернее, была веснар, девушка из Заводи, которую пригласили послужить в Сухом Камне сезон или два, как она захочет; искусство веснара ничего общего не имеет со смертью. Это искусство весны, солнца, обновления и жизни. Так было до того дня, до случая в поселке Сухой Камень.

…Через несколько дней йолльский наряд раскопал наспех вырытую могилу. В тот день завоеватели впервые, пожалуй, от самой высадки на Цветущую узнали, что такое страх: яма была заполнена телами дряхлых, распадающихся от древности стариков. На них была одежда экипажа «Овффа», знаки различия, здесь же лежало и оружие, не успевшее даже потускнеть. Потрясение было таким сильным, что йолльцы ни о чем не стали спрашивать жителей поселка и без единого слова убрались в Заводь, оставив мертвых в могиле.

С того дня слово «веснар» перешло в йолльский язык. Единственное слово, которое звучит одинаково на их языке – и на языке Цветущей.

– Как ты меня узнал? Как догадался?

У нас обоих слезились глаза – от напряжения. Мы оба старались не мигать.

– Ты был единственный чужой, прибывший в Фатинмер. Я заподозрил тебя сразу, когда увидел на тракте. Если бы барон тогда меня не удержал…

– …он бы все равно умер! Я приехал в Холмы не затем, чтобы кого-то убивать. Я ненавижу убивать. Я маленьким мальчиком убил сотни людей, тысячи.

– Ты Осот?! – он не выдержал и мигнул. – Черт возьми… Нэф… То есть барон, он говорил… он был уверен, что ты мертв… Это не везение, это закономерность. Ты ведь ждал, что тебя узнают, все время ждал и боялся, поэтому даже отговариваться не стал! Ты ждал , что в тебе угадают веснара!

У него, наверное, затекла рука, но он все равно не опускал кольца – держал перед моими глазами. Я вдруг понял, что он прав. С того самого момента, как нога моя коснулась платформы под вывеской «Фатинмер», я ждал, сам не отдавая себе отчета, окрика в спину: «Веснар!»

– Я давно ничего не боюсь, – сказал я магу, и это тоже была правда. – Мы оба умрем сегодня. А убийца барона останется на свободе.

– Нет!

– Да. Ни ты, ни я никогда не узнаем его имени.

Он зашипел сквозь зубы.

– Нэф был добр. Слишком добр. Он был сентиментален. Он возился с этими растениями, как…

Он осекся. Его кольцо потускнело. Я стоял и смотрел, как он думает. В его красных слезящихся глазах поблескивал отсвет факелов.

– Если ты опустишь руку, – сказал я медленно, – я могу поклясться тебе небесными корнями, что не нападу на тебя первым в течение… тридцати минут, например.

– Я не верю твоим клятвам.

Он был по-своему прав: такую клятву может принять только тот, у кого есть небесные корни. Время шло, я не чувствовал связанных за спиной рук. Факел в дальнем углу затрещал и погас. На дряхлое лицо барона легла тень.

– Почему ты не убил меня сразу? – спросил я, не то врага своего, не то сам себя. – Ведь должна быть какая-то причина…

– Я приехал на остров не как убийца. Я должен расследовать дело, убедиться в твоей вине, судить тебя и казнить. По законам Вечного Йолля.

– Что?!

Такой самонадеянности, граничащей с детской наивностью, трудно было ожидать от человека, наделенного магической властью. Но мой враг верил своим словам. Когда он говорил, его ноздри раздувались и воспаленные глаза сверкали.

– Ты глупец, – сказал я тихо. – Извини, но ты просто болван, идиот, понятия не имеющий о том, что говоришь. Ты знаешь, сколько мясоедов заплатили жизнью за эти… бредни?

Перламутр на его кольце засветился ярче, и целый миг я думал, что это конец: сейчас он ударит.

Но он удержался. Факелы дымили. В помещении вся тяжелее становилось дышать.

– Где ты был сегодня после полудня? – тихо спросил маг. – Вернее, уже вчера… После полудня – и вечером?

– Ты все-таки решил «расследовать дело»?

– Отвечай.

– Я был за Холмами, шагов на сто правее тракта, на меже двух полей.

– Что ты там делал?

– Жил. Смотрел в небо. Спал.

– Кто-нибудь тебя видел?

– Не знаю. Мне не было дела ни до кого. И сам я никого не заметил, если ты об этом хочешь спросить… Барона убили в доме?

Он помолчал.

– Барона нашли… я нашел. В лесу. Недалеко отсюда. Он был один. Лежал лицом вниз. Я перевернул его… – маг задержал дыхание, заново переживая эту сцену. – Это было уже вечером, на закате. Он ушел в лес сразу после обеда, якобы охотиться, но не взял с собой оружия.

– Барон часто так делал?

– Нет, никогда.

Задумавшись, мой враг почти опустил руку с кольцом. Это, впрочем, не ввело меня в заблуждение: я же видел, как он сбил на лету арбалетную стрелу…

– Можешь показать мне это место?

– Зачем?

Я не сразу отозвался. Мне следовало верно сформулировать ответ – безо лжи. Но и правды мой собеседник не был достоин – он просто не смог бы ее понять.

– У нас обоих мало времени, – сказал я медленно. – Но мне хотелось бы знать, кто и почему убил барона.

Его глаза сверкнули. В этот момент я читал его мысли: маг рассчитывал, изобличив моего собрата-веснара, подвергнуть его так называемому «йолльскиму правосудию»; тогда я решил про себя: как только я догадаюсь, кто убийца – нанесу удар первым. Похороню себя вместе с магом – и с этим знанием.

Я не был в Холмовом двадцать три года. После большого пожара лес изменился до неузнаваемости. Я взбирался первым по крутому склону – по-прежнему со связанными за спиной руками. Слушал незнакомый, не внушающий доверия шорох, ловил ноздрями пропахший опасностью ветер. Позади меня шагал маг: я чувствовал, как его кольцо смотрит мне в затылок.

Ночь сменялась рассветом.

Мои ноздри дернулись. Не успев сообразить, откуда вонь, я замер, всматриваясь в предутреннюю муть. Источник запаха обнаружился почти под ногами: это были останки некогда живого и теплокровного существа. Обглоданные кости, клочья меха, запекшаяся кровь.