Лидия Евдокимова - Тёмное солнце

— Наши горцы добры и гостеприимны, но нам бы не помешало тепло и свет, — сказала Лаитан, примерно представляя, что сейчас делают с властелином севера. — Отыщи для нас то, из чего можно развести огонь.

— Госпожа… Вы же не собираетесь тут жарить… — взгляд Надиры предательски скользнул в сторону лагеря тхади. Лаитан дёрнула уголком рта, но не стала сдерживаться и улыбнулась.

— Посмотрим, — уклончиво ответила она. — И оставь мне свою сумку.

Надира не посмела спорить, скользнув в полумрак, а Медноликая надеялась, что в этих пещерах есть дымоход или хоть какая-то вентиляция. Перспектива провести ночь на холодных камнях её не прельщала, да и вряд ли бы это пошло на пользу раненым и обездоленным, вроде Морстена.

Лаитан запустила руку за пазуху, достала оттуда свой личный нож из чёрной стали и, глубоко вздохнув и с сожалением погладив голову ладонью, резко обрезала подгоревшие волосы, подровняв их так, чтобы они прикрыли шею. Медно-красные, с серебряными нитями седины, пряди упали позади Медноликой, а неровно остриженные кудри теперь падали на лицо. Подровняв волосы таким образом, чтобы они не лезли в глаза и не падали на щёки, Лаитан сняла с с рук и ног тяжёлые браслеты, оставив только те, которые надели ей при рождении. На одном из них бряцали странные символы, должные означать власть и объединение Империи и остальных народов. Этот браслет, как знала Медноликая, был самым первым для той, что стала матерью матерей, и передавался с тех пор каждой новой медной змее. Лаитан подхватила сумку Надиры и пошла в сторону тхади, намереваясь предложить им идею развести огонь и поделиться своими запасами трав и мазей.

— Мать твою Тьму… — сдавленно прохрипел Морстен, перед глазами которого только что вспыхнули восемь солнц и тридевять лун одновременно.

— Прости, господин, — простодушно проговорил десятник, продолжая прижимать рукой его голову к камню. — Но ты хочешь ходить и держать клинок. Удар сильный был. Надо вправить.

Трудно спорить с тхади, каждый из которых вдвое сильнее человека, особенно когда тебя держат пятеро, а шестой разминает спину твёрдыми, как камень, пальцами. И мысли о том, чтобы не стонать и не ронять достоинства испаряются сами собой. В этим мгновения хочется только одного: чтобы все закончилось. Неважно как.

— Я сказал, что хочу ходить, а не бегать, — попытался пошутить Гравейн, но тхади только хмыкнул. И спина властелина громко хрустнула позвонками еще раз.

Лаитан уткнулась носом в нечто огромное, дурно пахнущее и широкое, которое тут же развернулось к ней косматым лицом и дыхнуло смрадом из клыкастого рта.

— Чего тебе, женщина? — недружелюбно осведомился тхади, преграждая путь. Лаитан с сочувствием посмотрела на ноги властелина, конвульсивно дёрнувшиеся позади тхади.

— Если вы хотите его отбить о камни и потом приготовить, хотела предложить вам развести огонь, — она кивнула в ту сторону, где Надира и пара помощниц, притащивших сухие ветки и растопку, уже запалили костёр, сгрудившись вокруг и намереваясь устроить пожарище на всю пещеру. Тхади хрюкнул и спросил:

— Тебе какое дело?

Лаитан поджала губы, но решила объясниться:

— Я видела, что он ударил спину. Вам нужно тепло и мазь против отёка. Мышцы уже распухли и не позволят спине отдохнуть, — Лаитан надеялась, что тхади хватит ума её понять. Он смотрел на нее со смесью недоверия и презрения, пока его не отпихнул и не отодвинул другой тхади, совершенно голый, не считая повязки на бёдрах, и сплошь покрытый рисунками на коже. «Шаман», — догадалась Лаитан. Возможно, это был вовсе не тот, кто однажды уже не пустил её к властелину после драки, но кто-то, явно перенявший его искусство.

— Хорошая мысль, — сказал шаман, — но властелину надо срочно.

— А остальным надо с гарантией, — упрямо сдвинула брови Лаитан. — Давай вместе решать этот вопрос?

— Предлагаешь союз, змея? — ощерился в кривой улыбке шаман. Лаитан кивнула. Тот только хмыкнул и встал за её спиной, подтолкнув к лежащему Морстену.

Остальные, правда, жажды помощи от Медноликой не разделяли, тыкая ей под нос банками с мазью настолько вышибающими дух одним запахом, что Лаитан уже подумала, не стонал ли Морстен от удушья, а вовсе не от боли.

Властелин Тьмы, великий, грозный и безжалостный, был готов признать, что он не так уж нечувствителен к боли и ранам, как ему казалось, и запросить если не пощады, то хотя бы передышки между вспышками агонии. Но давление на спину внезапно ослабело, и совсем исчезло. В волне накатившей вони появилась странная нота, словно кто-то открыл небольшой флакон благовоний в нечищенных стойлах уккунов, напуганных снежным великаном.

«Шаман. Если это твоё новое снадобье, то надо признать, что ты превзошёл многие поколения своих учителей, — подумал Морстен, обращаясь к единственному тхади в десятке, кто мог лечить так же хорошо, как и калечить. — Благодарю».

— Нет моей заслуги, — проворчал шаман на северном наречии, — Змея воняет на твоей спине.

«Змея?» — Гравейн рванулся, чтобы встать, но десятник, ворча, удержал его от этой глупой выходки. В последний момент Морстен вспомнил, что лежит в одном жалком куске ткани на бедрах и признал правоту шамана.

— Госпожа, наверное, ошиблась, — чувствуя, как что-то легонько пробегает прохладными прикосновениями по всей спине, проговорил Морстен. Пальцы Лаитан задержались на шраме, опоясывающем его торс. — Или ты не боишься, что снадобье моих тхади превратит тебя в жабу… или змею?

Лаитан только хмыкнула.

— Я и так уже похожа на жабу, а на змею — с рождения, — сказала она, продолжая ощупывать спину властелина. Опухоль от удара была горячей, выпирая под кожей. Отек сдавил соседние мышцы, натянув их и превратив в тугие канаты, вызывающие огненную боль. Лаитан осмотрела участки позвоночника рядом. Сдавление и напряжение заставили мышцы окаменеть и перестать двигаться в любую сторону. Попытавшись надавить на кожу рядом, Медноликая поняла, что без разогревающей мази — это бесполезно. Отвинтив колпачок от одной из своих бутылочек, из которой мазала свои ноги только что, она начала втирать мазь в кожу поблизости от травмы, стараясь, чтобы согревающий состав не попадал на покрасневший участок. Пальцы Лаитан то и дело попадали на старые шрамы, уделив особое внимание тому широкому и безобразному, который должен был остаться от распиливания Морстена надвое.

Некоторое время пытаясь сидеть рядом, Лаитан плюнула на взгляды тхади и уселась верхом на властелина, спустившись ниже спины и придавив собой ноги Морстена. Две руки оказались эффективней одной, и работа пошла быстрее. Напряжённое тело властелина, скованное и ожидающее удара, постепенно расслаблялось, а пальцы Лаитан, сильные и умелые, продолжали растирать мышцы слой за слоем. Прямые и косые, расходящиеся от позвоночника вверх и вниз, стягивающие в одну болевую точку место удара. Когда Лаитан добралась до лопаток, Морстен явственно вздохнул, и Лаитан качнулась на нем, как парусная лодка на волне. Замершие вокруг тхади уже не стеснялись, открыто обсуждая на своём наречии действия Медноликой. Лаитан не понимала их слов, рассматривая шрамы и рубцы на спине Морстена, привлёкшие её внимание настолько, что ей трудно было не касаться их лишний раз.