Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев [litres]

– Дурочка! – Унисса обняла ее, прижала голову к своей груди. – Ты еще не умеешь, не знаешь, как это делается. Менять в человеке что-то очень непросто. Тем более в твоем Рыцеке. Некоторое умение – еще не мастерство.

– Неправда!

Эльга вырвалась и побежала наверх.

У нее есть букет, и она покажет, что все сделала правильно! Она видела, как и что исправлять!

Кот прыснул с ее пути.

Вот. Сейчас. Где? Эльга озадаченно крутнулась на месте, ища марбетту глазами. Стул. Стол. Шкаф. Кровать и тюфяк. Мятая простыня с крохотным пятнышком крови. Ее скомкать. Ни марбетты, ни букета.

Но как же?

Может, Рыцек забрал букет с собой? Эльга заглянула под кровать. Пусто. Раскрыла шкаф. Паук в паутине. Дохлый вроде бы.

Но тогда, получается, Рыцек забрал и марбетту. Зачем? Она вышла из комнаты. Под ногой слабо хрустнуло. Маленький осколок дубового листа.

Эльга замерла.

Она вдруг услышала еле различимый шепот, перебор зубчиков, доносящийся из чулана, в котором хранились вещи мастера Криспа.

– Хозяйка! Хозяйка. Сюда!

Голоса листьев были подавленные, испуганные. Бедные, бедные, остались одни, в темноте, духоте и пыли. Кто вас…

– Эльга! – крикнула снизу Унисса.

– Я сейчас.

Эльга приоткрыла дверь в чулан. Слабо скрипнули доски. Желтый свет проник внутрь, наткнулся на разбитый сундук, обмахнул полки, уставленные глиняными фигурками, перескочил на ткани, платья и шубы, сложенные мятой горой.

Эльгин букет венчал собой эту гору.

Доска была аккуратно расколота надвое, и Рыцек на ней казался пораженным мечом или топором от темени до шеи. Глаза ошалело смотрели в стороны. Рот провалился, пропал. Лиственная крошка стыла вокруг, будто кровь.

Эльга отступила от бурого кленового ручейка, протекшего к ногам.

– Эльга!

– Я здесь, – прошептала Эльга.

Ноги отказались ее держать, и она опустилась на пол. Зачем же? – подумалось ей. Что же это такое?

– Ах, моя девочка! – Унисса оказалась рядом, поймала в ладони ее лицо. – Не смотри. Смотри на меня.

– Он сошел с ума, мастер Мару? – тихо произнесла Эльга.

– Нет, – замотала головой Унисса. – Он просто… Ему, наверное, не понравился он сам, и он разозлился.

– Я не смогла его изменить?

– Нет.

Эльга заплакала.

– Но я так хотела!

– Ты научишься. Только нужно время.

– Я помню. – Эльга шмыгнула носом. – Неудачи и терпение.

– Да, моя девочка.

– Но Рыцек все же хороший, – подняла глаза на мастера Эльга.

Унисса вздохнула.

– Все люди такие.

– Как листья.

– Да, как листья.

Рыцек так больше и не появился.

Букет Унисса выкинула. Потом он славно сгорел в канаве вместе со всякими деревяшками, мусором, Рыцековой одеждой, едва стало чуть потеплее.

Кончилась, распрощалась с Гуммином зима.

Снег сошел напрочь, из земли пробилась трава, зазеленела, несмелыми листочками оделась липа.

Эльга продолжала набивать птиц и кота, который, словно переняв характер от того, чьим именем был назван, стал вредничать, драть углы стен и пропадать из дому. Глаза у него сделались диковатыми, а голос – требующим, противным. Где молоко? Где мяу-со?

Накормленный, он полюбил лежать на подоконнике в большой комнате и, вытянувшись во весь рост, грелся на солнце.

Букеты выходили под стать ему, холодные, безучастные, какие-то отрешенные. Ни один из них Унисса не повесила на стену.

– Так, – сказала она после десятого букета, – это никуда не годится. Ты понимаешь?

Эльга кивнула. Хотя ей было все равно.

– Что ж, – сказала Унисса, – тогда пойдем.

– Куда?

– В молодой лес. За молодым листом. Нам давно пора пополнить запасы, как думаешь?

– Да, мастер Мару.

– Да, мастер Мару, – передразнила Унисса. – Что за уныние?

На следующий день они вышли за город, миновали свежие вырубки и углубились в рощицу у реки. Светило нежаркое солнце. Дышал дымами спрятавшийся за возвышенностью город. С воды слышались голоса лодочников и плотогонов – те медленно тянули могучие бревенчатые связки к дальнему берегу.

На небольшом холмике в окружении берез и сосенок Унисса остановилась.

– Встань сюда.

Она добилась от Эльги неохотного шага вперед.

– Мы же за листом…

– Это мы еще успеем.

Унисса отступила, посмотрела на ученицу.

– Так, теперь закрой глаза.

– Зачем?

– Просто закрой.

– Так?

Эльга смежила веки.

– Да.

– И что?

– Тише, – сказала Унисса. – Стой и слушай.

– Долго?

– Тс-с-с.

Эльга вздохнула.

Кого тут слушать? Жучков? Плотогонов, которые зычно перекрикиваются через всю реку? Рыцек-то все равно…

Эльга сжала губы.

Ветер дохнул, затеребил край накидки. Отзываясь, зашелестели молодые листья. Ну-ка, ну-ка! – любопытно защебетала какая-то пичужка.

Ах! Эльга вдруг почувствовала, как весенний лес наполняет ее светом и желанием расти и жить. Защекотало ладони. Внутри что-то сжалось, скособочилось и лопнуло, словно старые веревки или ржавые цепи. Можно вздохнуть. Теперь можно вздохнуть всей грудью!

Эльга развела руки. Хорошо! Ветер подталкивал вверх – лети! Листья смеялись и перешептывались. Мы растем! Да-да-да! Мы здесь! Мы рядом! Поворачивайся к солнцу! Расти вместе с нами!

– Я расту! – сказала им Эльга.

Солнце плыло под веками.

Стало так легко, что Эльга потеряла ощущение земли под ногами. Возможно, она действительно взмыла в небо.

– Мы бессмертны! – кричали листья.

– Я жива! – закричала Эльга.

Ощущение обновления, свежести, невесть откуда появившихся сил накрыло ее с головой. Она рассмеялась. Я – дерево. Во мне бродит сок. Я – лист. Только что распустившийся, прорвавшийся в жизнь из почки. Я – ветер. Ш-ш-ш. Я – любопытная птичка. Ну-ка, ну-ка.

Я – Эльга.

– Весна, – прошептала она и открыла глаза.

Мир был нов и пронизан светом.

Унисса сидела неподалеку с улыбкой на лице. Доска ее была пуста. Или нет, один листик прилепился с краю.

Как начало чего-то большего.

– Мастер Мару!

Эльга подбежала к Униссе, но та легко качнула головой.

– Не сейчас. Иди набери листьев. Только не срывай много.

– Хорошо.

Все-таки, кажется, она обрела способность летать. Она плыла, она перемещалась от дерева к дереву, ласково трогая тоненькие ветки. Лиственный гомон сопровождал ее, как свита – торжественный выезд кранцвейлера. Сюда, сюда! Мы – самые большие, самые зеленые. Коснись нас! Сорви нас!

В листьях жил радостный трепет.

Мимо проскакивали ложбинки и взгорки, неуклюжее, подмытое русло ручья, полянки, усыпанные блеклыми мелкими цветками.

Направо, подсказывали листья. Предостерегали: налево – яма, костей не соберешь. А под корягой – лиса. Притаилась, рыжая. Побежали, вспугнем? Нет, подожди, подожди, – останавливали. Чувствуешь? Ве-е-етер!

Эльга хватала ветер ртом.