Виктория Авеярд - Клетка короля [litres]

– Генерал Торкинс, – говорит Дэвидсон, представляя своих. – И генерал Салида.

«Салида». Я слышу это имя в первый раз. Но я уверена, что мы где-то встречались.

Крепко сложенная женщина замечает мое смущение.

– Я разведчик, мисс Бэрроу. Я представилась королю Мэйвену, когда он беседовал с Непримиримыми – я имею в виду новокровок. Вы, возможно, помните…

И она проводит рукой над столом. Нет, не над. Сквозь стол. Как будто он состоит из пустоты. Или она.

И я вспоминаю. Она продемонстрировала свои способности и была принята «под защиту» Мэйвена, вместе с другими новокровками. Одна из них от страха разоблачила Бабулю в присутствие всего двора.

Я смотрю на нее.

– Вы были там в тот день, когда погибла Бабуля… новокровка, которая умела менять внешность.

Салида, очевидно, сожалеет. Она склоняет голову.

– Если бы я знала, если бы могла что-то сделать, то, честное слово, сделала бы. Но в те времена Монфор и Алая гвардия еще не были союзниками. Мы не знали всех ваших операций, а вы не знали наших.

– Теперь всё изменилось, – говорит Дэвидсон, продолжая стоять, упираясь кулаками в стол. – Алая гвардия нуждается в секретности, да, но, боюсь, отныне тайны будут приносить больше вреда, чем пользы. Слишком много перемещений. Мы рискуем случайно оказаться друг у друга на пути.

Фарли ерзает. То ли она хочет поспорить, то ли кресло неудобное. Но она молчит, позволяя Дэвидсону продолжать.

– Поэтому, в интересах открытости, я полагаю, что мисс Бэрроу следует описать свое пребывание в плену как можно подробнее для всех присутствующих. А затем я отвечу на любые вопросы, которые у вас возникнут относительно меня самого, моего государства и наших перспектив.

В книгах Джулиана были свидетельства о правителях, которых избирали, а не короновали по праву рождения. Они заслуживали корону разными способами – силой, умом, а кое-кто пустыми обещаниями и угрозами. Дэвидсон управляет так называемой Свободной республикой, и подданные выбрали его главным. Я пока еще не могу понять, на каком основании. Говорит он решительно, обладает природным даром убеждения. И, очевидно, он очень умен. Не говоря уж о том, что Дэвидсон явно из тех людей, которые с годами становятся привлекательнее. Я понимаю, отчего ему вручили бразды правления.

– Мисс Бэрроу, начните, когда будете готовы.

К моему удивлению, первой меня за руку берет не Кэл, а Фарли. И ободряюще пожимает.

Я начинаю с самого начала. Других вариантов нет.

Мой голос обрывается, когда я описываю, как меня принудили вспомнить Шейда. Фарли опускает глаза – ее боль так же сильна, как и моя. Я продвигаюсь дальше, к нарастающему помешательству Мэйвена, мальчика-короля, который превращал ложь в оружие, используя мое лицо и свои слова, чтобы обратить как можно больше новокровок против Алой гвардии. И всё это время его слабости становились очевиднее.

– Он сказал, что королева оставила много дыр, – говорю я. – Она забиралась к нему в голову, уносила одни куски, заменяла их другими… всё перемешала. Мэйвен знает, что ошибается, но полагает, что таков его путь – и он с него не свернет.

Я ощущаю прилив жара. Кэл, сидя рядом, сохраняет спокойствие, его глаза сверлят дырки в столе. Я осторожно продолжаю.

«Элара отняла у Мэйвена любовь к тебе, Кэл. Он любил тебя. Он сам знает, что любил. Просто любви нет больше и никогда не будет». Но эти слова не предназначены для ушей Дэвидсона, полковника или даже Фарли.

Монфорских офицеров явно больше интересует визит пьемонтцев. Они выпрямляются при упоминании Дарака и Александрета, и я подробно рассказываю об их посещении. Какие вопросы они задавали, как вели себя… вплоть до того, как были одеты. Когда я упоминаю Майкла и Шарлотту, пропавших принца и принцессу, Дэвидсон поджимает губы.

По мере того как я все подробнее рассказываю о пережитом испытании, меня охватывает онемение. Я отстраняюсь от собственных слов. Мой голос звучит монотонно. Мятеж Домов. Бегство Джона. Покушение на Мэйвена. Серебряная кровь, хлынувшая у него из шеи. Еще один допрос, мой и женщины из Дома Хэйвена. Тогда я впервые увидела Мэйвена по-настоящему испуганным, когда сестра Элейн поклялась в верности другому королю. Кэлу. Результатом стало изгнание многих придворных, потенциальных союзников.

– Я пыталась отделить его от Дома Самоса. Я знала, что это они сильнейшие союзники Мэйвена, и я играла на его слабости ко мне. Если бы он женился на Эванжелине, она убила бы меня – так я твердила ему.

Все фрагменты становятся на места. Я краснею при мысли о том, что я – причина этого смертоносного союза.

– Возможно, поэтому он стал искать другую невесту среди Озерных…

Джулиан прерывает меня.

– Воло Самос и так уже намеревался отойти от Мэйвена. Разрыв помолвки был просто последней каплей. Уверяю тебя, переговоры с Озерными длились гораздо дольше, чем ты думаешь.

Он слегка улыбается и подмигивает. Даже если он лжет, мне становится немного легче.

Я быстро перебираю события коронационной поездки – великолепной церемонии, придуманной для того, чтобы замаскировать переговоры с Озерными. Отмена Мер, конец войны, обручение с Айрис. Осторожные попытки добиться благорасположения подданных, заручиться их доверием, чтобы прекратить войну, не прекратив разрушений.

– Серебряные аристократы вернулись ко двору незадолго до свадьбы, и большую часть времени Мэйвен держал меня в одиночестве. Потом состоялась свадьба. Союз с Озерными был скреплен. Затем началась буря… ваша буря. Мэйвен и Айрис бежали, спаслись на поезде… нас разделили.

Это было всего лишь вчера. И до сих пор кажется сном. Адреналин затуманивает битву; мои воспоминания – лишь цвет, боль и ужас.

– Стражи поволокли меня обратно во дворец.

Я замолкаю и медлю. До сих пор не могу поверить в то, что сделала Эванжелина.

– Мэра? – понукает Кэл и легонько касается моей руки. Ему так же любопытно, как и остальным.

Проще смотреть на него, чем на других. Только он поймет, каким странным был мой побег.

– Нас нагнала Эванжелина Самос. Она убила Арвенов и… освободила меня. Выпустила на волю. До сих пор не понимаю почему.

Над столом повисает тишина. Моя главная соперница, девушка, которая грозила мне смертью, человек, у которого вместо сердца холодная сталь, оказалась причиной, по которой я здесь. Джулиан не пытается скрыть изумление: его тонкие брови взмыли до линии волос. Но Кэл, кажется, ничуть не удивлен. Он делает глубокий вдох, и его грудь высоко поднимается. Это… гордость?

Нет сил гадать. Или описывать в подробностях, как умер Самсон Мерандус, который натравливал нас с Кэлом друг на друга, пока мы оба не изжарили его живьем.

– Остальное вы знаете, – устало заканчиваю я.