Дуглас Брайан - Тайна замка Амрок

Не утерпев, Альвенель выглянула на дорогу. Там было светлее, чем в пещере, и она без труда разглядела варвара и его противника.

Толстое змеиное тело, свитое в тугую спираль, заканчивалось огромной рыбьей мордой с вытаращенными глазами. По бокам головы топорщились перепончатые крылья, слишком маленькие для такой крупной твари. По спине до кончика хвоста тянулся гребень, массивные плавники, украшенные когтями, скрежетали по камню. Чудовище источало запах моря.

Оно атаковало — выбросив голову с ощеренной пастью навстречу Конану, неожиданно остановило движение и коварным манёвром ударило его хвостом сбоку, откуда варвар не подозревал опасности. Удар сбил его с ног. Метнувшись к упавшему, монстр изготовился уже вонзить кривые, острые зубы в поверженного врага. Но варвар только притворился оглушённым. В последнее мгновение он вскочил и вонзил меч прямо в оскаленный хищный рыбий рот. Пасть захлопнулась с лязгом, а из ноздрей чудовища хлынула чёрная холодная кровь.

Альвенель подбежала к Конану, который переводил дыхание. Несмотря на свою победу, он выглядел озадаченно.

— Ты спас нас обоих! — сказала она. — Я вижу, что не ошиблась в выборе спутника.

— Конечно, ты не ошиблась, — произнёс Конан. — И я понимаю, что другого такого, как я, ты не нашла бы никогда. С этим всё ясно. Неясно другое — ты знаешь, как называется это пугало? Это герпедонт. Он живёт в море. Понимаешь, в море. В горах ему нечего делать. Сам бы он ни за что не забрался бы сюда. Без солёной воды герпедонт протянет не больше одного дня. Как он сюда попал? Ты не знаешь?

Альвенель ничего не ответила. Она, как зачарованная, смотрела на змеевидное чудище, чей хвост бился в последней судороге.

— Что-то подсказывает мне, что неожиданностей будет ещё много, — заключил варвар. — Хорошо, что лошади с перепугу не бросились в пропасть. Идём, до рассвета есть время. Нужно отдохнуть.

Расположив своё тело на одеялах, Конан скоро уснул, словно ничего существенного не произошло. Альвенель слушала его храп с завистью. Сон оставил её. Шорох дождевых капель больше не убаюкивал. От мёртвого герпедонта воняло тухлой рыбой.

— Ты прав, — проговорила она шёпотом. — Неожиданностей будет ещё много. По крайней мере, для тебя…

Ченси допил вино, капнув два раза на скатерть, оглядел Фаэрти и Тью, своих кузенов, подмигнул им и произнёс:

— Это большое паскудство, что дядя так с нами поступил, не правда ли, друзья?

Они сидели, развалясь на дорогих стульях с высокими резными спинками, за длинным столом, уставленным по преимуществу винными кувшинами. Час для усердного винопития был ещё ранний — едва только перевалило за полдень. Фаэрти и Тью, к тому же, неважно выглядели после ужина — их вытянутые физиономии украшались всеми оттенками бледности. Стряпчий Фаррель, шестидесятилетний старик, стоявший перед ними навытяжку, поглядывал на кузенов с осуждением.

— Конечно, вы — родственники покойного графа, но столь отдалённые, что ваше наличие не может отменить его завещания, — кашлянув, проговорил стряпчий. — Как я уже сказывал вам вчера — никто не помешает вам изучить надпись и попытаться разгадать её.

Кузен Фаэрти весь искривился при звуке его голоса, а Тью мучительно икнул и в замешательстве заглянул в свой бокал. Ченси, старший среди них, пил вчера наравне с обоими, но наутро оказался свеж, бодр и насмешлив.

— Как насчёт одной десятой части наследства, старичок? — спросил он у Фаррела, постукивая ногтями по столешнице.

— Простите? — стряпчий выразительно поднял брови.

— Уверен, никто не предлагал тебе столько. — Ченси снова подмигнул. — Что делать, все стали жадными, все гребут под себя — нет чтобы поделиться с ближним… Одну десятую часть от общей суммы наследства, включая земли, — и ты сообщаешь нам содержание этих демонских каракуль. Идёт?

Стряпчий снисходительно улыбнулся.

— Господа не вполне верно понимают ситуацию, — проговорил он. — Ни я, ни кто другой не знает, что написано на стене!

— Вот так бессмыслица! — Ченси удивлённо округлил глаза. — Как же тогда определить, верно ли разгадана надпись? Этак можно с умным видом сказать всё, что в голову взбредёт, — поди докажи, что написано что-то другое!

— Если надпись будет прочтена верно, немедленно произойдёт нечто. И прочитавший первым заметит это, — возразил Фаррел. — Есть ещё одно условие, о котором претендентам следует знать. А именно: изучать надпись, производить расчёты и прочее каждый волен, когда и как ему вздумается. Но оглашать результаты своих попыток нужно в присутствии свидетелей, в зале графской короны, не раньше вечерних сумерек и не позже первой ночной стражи.

— Здесь есть ночная стража? — поразился Тью.

— Стражи нет, зато есть колокол. Особый механизм, сконструированный графом, заставляет его звонить через равные промежутки времени. Вы разве не слышали?

— Да… — припомнил Фаэрти, оживляясь. — Действительно… А я думал — что за идиот трезвонит посреди ночи?

— Конечно, ты не знаешь, к чему это условие? — прищурился Ченси. Фаррел важно кивнул.

— Мне это неведомо. Должен сказать, что стряпчему и не обязательно интересоваться причудами своих клиентов. Моя должность предусматривает только скрупулёзное их выполнение.

— Очень удобно, — хмыкнул Ченси.

— Но не слишком умно, — встрял Тью. — Защищать интересы старого дурака, к тому же ещё мёртвого!

— Если повезёт вам, то я с тем же тщанием буду защищать и ваши интересы, — сказал стряпчий. — Вы вряд ли обратитесь к другому. Не забывайте, я служу этому дому уже много лет. Мне знакомы обстоятельства многих дел, в том числе и финансовых. Два поколения владетелей графства вполне были довольны моими услугами. Будет довольно и третье. А теперь я оставлю вас — мне нужно переговорить с другими претендентами.

И Фаррел вышел из столовой.

— Какой же ты, братец, осел, — сказал Ченси, адресуясь к Тью. — Нужно тебе было грубить старику? Нам необходимы союзники!

Тот поморщился и отвечал:

— Если ты такой канальский дипломат, дорогой кузен, то почему тебя с позором выставили с должности посланника?

— Потому что мне даром не нужна эта должность! — отрезал Ченси. — Я люблю, когда у меня много свободного времени.

— А может, потому, что ты на пиру попал персиком в глаз ванахеймскому гонцу? Умничаешь много, дорогой кузен.

— Да, попал. С десяти шагов. А ты и с трёх промахнулся бы. Ты носом в собственный бокал не попадёшь, братец!

Кузен Фаэрти, не принимавший участия в перепалке, неожиданно закатил глаза и, медленно поднявшись, бочком устремился прочь. Он неестественно прямо держался, хотя ноги слушались его скверно.

— Ты куда? — спросил Тью. Фаэрти в ответ замычал, мотнул головой, как лошадь, и выбежал. Тью икнул и задержал дыхание.