Сергей Шведов - Шатун

Наконец кудесник Сновид сказал свое слово. Клыч впервые слушал столь значительную и вескую речь. Кудесник говорил громко, неожиданно сильным и властным голосом. От волнения Клыч понял далеко не все, но из понятого выходило, что богиня Макошь ныне на священном ложе явит свою любовь к печальникам славянских богов в лице боярина Драгутина. И на всех присутствующих за столом мужчин и женщин падет отсвет этой любви.

Клычу прежде не раз доводилось присутствовать на свадебных пирах, но они не шли ни в какое сравнение с нынешним, где в роли невесты выступала сама богиня Макошь в лице кудесницы Всемилы. От одной только мысли, что он участвует в столь важном событии, у Клыча перехватывало дух. Даже голод куда-то улетучился, хотя утолять его после слов Сновида не возбранялось. Кудесницу Всемилу Клыч мог бы рассмотреть во всех подробностях, благо сидел он от нее не слишком далеко, только почему-то не решился слишком откровенно пялить глаза. Но в любом случае возраст у кудесницы не девичий, на четвертый десяток ей перевалило, телом она дородна, осанкою величава. Что же касается боярина Драгутина, то ему Клыч не завидовал. Был даже страх за даджана, что ему не удастся угодить богине, которая, чего доброго, вздумает посчитаться за оплошность боярина если не со всеми славянскими мужами, то, во всяком случае, с собравшимися на пиру. Листянин городец уже однажды пострадал от гнева Перуна, и не исключено, что ему предстоит испытать еще и гнев Макоши. Зачем боярину Драгутину понадобилось добиваться любви богини, неизвестно, но очень может быть, что даджан здесь совершенно ни при чем и любви жаждет сама богиня. Макошь ведь спасла жизнь Ратибору, который был родовичем Драгутина, и вправе требовать ответной услуги от лучшего представителя облагодетельствованного рода.

Голоса за столом теперь были слышнее, но ни о каком свадебном веселье и речи не было. Сидевший напротив Клыча купец Верига от выпитого вина бурел, а его приказный, расположившийся одесную хозяина, бледнел. Но оба то и дело бросали взгляды в навершие стола. Клыч был уверен, что торговцев пригласили в терем не случайно, а с расчетом, что все увиденное они разнесут по хазарским землям. Надо полагать, весть о тайном браке ненавистного ганам боярина с богиней Макошью очень многим в Битюсовом стане испортит настроение.

Рожки загнусили так неожиданно, что Клыч даже вздрогнул, хотя рожечники заиграли всем известный напев, которым провожают в ложницу жениха и невесту от свадебного стола. В эту пору на обычной свадьбе начинаются пляски и шумство, чтобы весельем отогнать злых духов от ложа новобрачных. В тех плясках не возбранялось тискать женок, дабы помочь жениху в его трудах на брачном ложе. Но боярин Драгутин, похоже, в такой поддержке не нуждался. Не было ни плясок, ни женского визга. Новобрачные чинно встали из-за стола и направились в ложницу. Кудесник Сновид возглавлял шествие, хотя родовичем боярина Драгутина он не был. Похоже, старец занимал это место не по свадебному ряду, а по каким-то иным, неведомым Клычу установлениям. Сам Клыч оказался чуть ли не в первых рядах процессии, сразу же за боготурами Вузлевом и Торусой и боярином Ратибором, которые шли бок о бок с ведуньями. По всем расчетам Клыча, которому доводилась бывать в этой части терема, кудесник Сновид должен был упереться в глухую стену, но этого почему-то не произошло. Стены, к большому удивлению Клыча, не было. Судя по шепоту за спиной, удивлены были и прочие мечники и челядины.

Кудесник Сновид остановился и поднял руку. Подчиняясь этому жесту, замерли все участники шествия. В затылок Клычу тяжело дышал купец Верига, а его приказный усердно сопел ошуюю хозяина. Клычу показалось, что Веригин приказный переглядывается с Садко, но времени на расспросы не было. Ведуньи окружили кудесницу Всемилу, а боготуры и Ратибор – боярина Драгутина. Через какое-то время и женщины и мужчины отступили назад, встав рядом с кудесником Сновидом. Боярин Драгутин обнаженный стоял посреди ложницы, а кудесница Всемила куда-то исчезла. Клыч вдруг обнаружил, что пропала не только передняя стена, столь надежная на вид, но и потолок, во всяком случае, над таинственным ложем мерцали холодные звезды. Ложница была освещена только слабым лунным светим, но тем не менее всем было хорошо видно, как шагнул к ложу боярин Драгутин. Как только боярин возлег на ложе, оно засветилось странным голубоватым светом и сдвинулось в глубь ложницы, туда, где по всем приметам должна была находиться еще одна стена. Зрители то ли устали удивляться, то ли просто обмерли. Никто не издал ни звука, когда над головой боярина вспыхнул зеленоватый свет, а из этого света появилась обнаженная женщина, ступавшая по воздуху, словно по тверди. И как только приподнявшийся на ложе боярин Драгутин коснулся раскрытой ладонью ее тела, свет, исходивший от женщины, стал просто нестерпимым для глаз. А когда Клыч наконец глаза открыл, то едва вновь не зажмурил их от испуга. Ложе было не одно, их было целых пять, и на каждом из них боярин Драгутин ласкал женщину, которая была то ли богиней Макошью, то ли кудесыицей Всемилой. Слабые сердцем простолюдинки от этого зрелища впали в беспамятство, и иных уже уносили прочь Макошины стражницы, но мужи пока держались, хотя у Клыча лицо покрылось потом. Стон богини заставил Клыча вздрогнуть. Это был стон наслаждения, но сила и накал его были такими, что мечник ни на секунду не усомнился, что так упиваться любовью может только богиня. Стоявший рядом с Клычем Садко икнул от испуга. Веригин приказный всхрапнул жеребцом. Вновь вспыхнувший нестерпимый свет заставил Клыча прикрыть глаза. А когда он их открыл, то ложницы уже не обнаружил, а увидел глухую стену, взявшуюся неведомо откуда.

Не каждому в этой жизни доведется видеть богов, а вот Клыч видел и теперь прикидывал в уме, чем это может для него обернуться в будущем. И выходило, что ничего, кроме блага, от участия в свадьбе богини с даджаном ждать не приходится. Как мужчина опытный в любовных утехах, Клыч без труда определил, что богиня осталась довольна стараниями боярина Драгутина. Надо полагать, теперь ее расположение прольется на всех мужчин, стоявших подле ложа, а значит, и женщины будут к ним ласковее по меньшей мере вдвое против прежнего.

Более к столу никого не звали, да и не до пира было людям, пережившим столь таинственное событие. И мечники, и простолюдины повалили во двор, освежиться. Здесь, во дворе городца, не было ни кудесника Сновида, ни ведунов, а потому можно было обменяться впечатлениями, не стесняя себя в выражениях. Впрочем, потрясение было настолько сильным, что у многих связная речь не шла с языка. Зато восклицаний было много, а кроме того, все, как один, бросились пить воду, словно трудились вместе с боярином Драгутином на таинственном ложе.