Александр Розов - Депортация (мини-роман – трансутопия)

«Возможно, — сказал Торрес и задумчиво потер кончик носа. — Хотя, знаете, в конце XVI века Нидерланды казались задворками священной империи Габсбургов. Но прошло 50 лет, и Нидерланды стали процветающей республикой, владения которой раскинулись по трем океанам, а задворками оказалась как раз империя. История иногда повторяется».

«А вы уполномочены делать такие заявления? — поинтересовался Диксон. — Или хотите спровоцировать еще один международный скандал в порядке личной инициативы?»

«Заявление? — переспросил координатор, — нет, я просто напомнил кое-что из истории».

«Вы просто пытаетесь использовать это шоу, чтобы сделать рекламу своей стране».

«Конечно. Это одна из моих обязанностей как сотрудника правительства Меганезии».

«Что ж, — сказал Диксон, — по крайней мере, здесь вы честно ответили на вопрос».

Торрес кивнул. «Честно отвечать на вопросы — это тоже моя обязанность».

Из-за стола поднялся строгий пожилой господин со значком международного бюро по правам человека: «А вы готовы честно признать, что ваше правительство игнорирует все международные гуманитарные акты?».

«Если честно — я просто не знаю всех международных актов на эту тему. Я вообще-то не юрист. Огласите весь список того, что мы, на ваш взгляд, нарушили».

«Начну со способов ведения войны. Они нарушают конвенции 1907, 1929, 1936, 1949, 1977 и 2005 года. Ваши вооруженные силы занимаются диверсиями на гражданских объектах на суше и на море и террором против мирного населения».

«Впервые слышу о таком безобразии, — ответил Торрес, — можно конкретно?»

«Извольте. Операция ваших вооруженных сил в эмирате Эль-Шана 2 года назад. Убито 17 гражданских лиц, разрушена электростанция, центральный узел водоснабжения столицы, ВПП гражданского аэропорта и две развязки на главной национальной автомагистрали».

«Минуточку. Какие такие гражданские лица были в резиденции шейха Фархада? Если вы имеете в виду его охрану, то она была вооружена…»

«А его жена, пятеро детей, обслуживающий персонал?» — перебил представитель бюро.

Координатор пожал плечами: «Ну, знаете, это все-таки война. Наша армия, по крайней мере, не забрасывала бомбами жилые кварталы, как это принято в военной практике так называемых цивилизованных стран. Никто, кроме непосредственного окружения шейха, физически не пострадал. У жителей, конечно, были неудобства с транспортом, водой и электричеством, но в условиях войны такие вещи неизбежны».

«Но мистер Торрес, объявлять войну, физически уничтожать семьи высших чиновников государства и угрожать тотальным разрушением инфраструктуры страны из-за какого-то незначительного недоразумения с несколькими гражданами…».

«Это не было незначительное недоразумение, — отрезал он, — власти эмирата Эль-Шана захватили гражданский авиалайнер, взяли в заложники группу туристов, среди которых были наши граждане, и игнорировали наше требование вернуть им свободу».

«Но есть же дипломатические методы…»

«Есть Великая Хартия, — перебил Торрес. — Каждый гражданин Меганезии находится под безусловной защитой правительства. Эта защита не зависит ни от какой политики, ни от какой дипломатии, и осуществляется любыми средствами без всякого исключения».

«Не играйте словами! — выкрикнула дама из лиги защиты семьи. — О какой защите граждан может говорить правительство, легализующее рабовладение? Работорговля нарушает все мыслимые цивилизованные нормы!»

«Работорговля? Рабовладение? — переспросил он, — это вы о чем?»

«О вашей практике торговли каторжниками».

«Вы, вероятно, имеете в виду передачу правонарушителей в аренду предприятиям, имеющим жилые комплексы в охраняемом периметре, — сказал Торрес, — И что этим нарушается? Почему общество должно нести расходы по содержанию тюрем?»

«А как насчет надсмотрщиков с кнутами?» — спросила дама.

«Насчет надсмотрщиков с кнутами вас дезинформировали», — ответил координатор.

«Но заключенных же принуждают работать, вы этого не будете отрицать?»

«Буду отрицать, потому что это — неправда. У нас принцип информированного согласия. Можно отказаться и сидеть за решеткой в одиночном боксе хоть весь срок. Но это некомфортно. Из примерно 8000 осужденных в стране это выбрали менее 50 человек».

«А каторга — это, по-вашему, комфортно?»

Торрес почесал в затылке: «Там не курорт, но ни одна международная комиссия по правам заключенных не нашла нарушений. По их данным, условия на закрытых предприятиях Меганезии примерно на уровне тюрем Швеции. Питание, быт и медицинское обеспечение практически одинаково. Оборудование спортивных площадок у них лучше, зато у нас гуманнее решен вопрос секса. У нас смешанный контингент, без ограничений на любые добровольные половые контакты. У шведов такого нет».

«Что? Как вы сказали? — дама густо покраснела. — Вы хотите сказать, что там… на этой вашей каторге… мужчины и женщины могут друг с другом… это же гадко!»

Координатор пожал плечами: «Не понимаю, о чем вы. Суд приговорил их к лишению свободы, а не к лишению половой жизни. По мнению специалистов, принятый у нас порядок способствует исправлению и социализации правонарушителей».

— Похоже, тетка спеклась, — сказала Инаори и гаденько хихикнула.

— Да, — согласился Эрнст, — у этой карги и на свободе-то половая жизнь не сложилась.

— Страшная, как термоядерная война, — добавил Лал Синг.

— А вот эта, кстати, ничего. Очень даже, — сообщил Викскьеф.

Его реплика относилась к молодой женщине, одетой в стиле «милитари», с табличкой на груди: «Жанна Ронеро. Green world press».

«В докладе бюро по правам человека было сказано, что на ваших заключенных надевают ошейники! Ошейники — на людей. Попробуйте-ка заниматься сексом в ошейнике!»

«Я бы, наверное, и вправду попробовал», — Торрес встал, развязал шейный платок и небрежно бросил его на стол. В студии послышался шум, все взгляды были обращены на шею координатора, которую охватывало полупрозрачное кольцо сантиметра 2 шириной. «Подойдите сюда, мисс Ронеро. Не бойтесь, я вас не съем».

— Зря он старается, — буркнул Лал Синг, — она ему не даст.

— Почем ты знаешь? — возразила Инаори.

— Так видно же…

— Фи! Тоже мне, Зигмунд Фрейд.

«С чего вы взяли, что я боюсь?» — вызывающе ответила Жанна и, обойдя стол, оказалась на расстоянии вытянутой руки от координатора. — «Ну, я здесь, и что теперь?»

«Как видите, на мне есть ошейник слежения. Можете его осмотреть и убедиться, что он такой же, как на наших заключенных. Я надел его по требованию службы безопасности, в соответствии с пунктом моего контракта о мерах в обстановке повышенного риска».