Маргарет Уэйс - Кузница души

Признанная красавица с каштановыми волосами, глазами цвета летней листвы и гладкой как шелк белой кожей, Розамун стала той, кому он отдал предпочтение. Он влюбился в нее со всей страстью его порывистой натуры, и продолжал любить ее дольше, чем можно было предположить. Но после того, как любовь угасла, для Грегора ее невозможно было зажечь вновь.

Они безбедно жили в Утехе. Грегор периодически отлучался в Соламнию, когда деньги кончались. Его знатные родичи, очевидно, платили ему, чтобы он держался от них подальше. Но однажды он вернулся с пустыми руками. Люди говорили, что семья Грегора наконец порвала с ним. Его кредиторы начали требовать возврата долгов, и он отправился на север в Оплот, чтобы предложить свой меч и свои услуги любому, кому они понадобятся. Он продолжал заниматься этим, возвращаясь домой в перерывах, но никогда не оставаясь надолго. Розамун дико ревновала и обвиняла его в связях с другими женщинами. Ссоры супругов можно было слышать через всю Утеху.

И в один прекрасный день Грегор ушел и больше не вернулся. Все решили, что он убит, убит либо мечом в грудь, либо, что более вероятно, ножом в спину.

Только один человек не верил в его смерть. Китиара только ждала подходящего времени, чтобы покинуть Утеху и отправиться на поиски отца.

Она как раз говорила об этом, когда пыталась, в своей обычной нетерпеливой манере, собрать своего младшего брата для долгой дороги в школу. Вся одежда Рейстлина — пара рубашек, штаны и штопаные–перештопаные чулки — была завязана в узелок, вместе с плотным зимним плащом.

— К весне меня здесь уже не будет, — говорила Кит. — Это место — дыра, для которой у меня просто нет подходящих слов.

Она выстроила своих братьев для тщательного осмотра.

— О чем ты только думаешь? Ты не можешь идти в школу так!

Схватив Рейстлина, она указала на его босые и грязные ноги:

— Ты должен носить башмаки.

— Летом?! — Карамон был потрясен.

— Мои башмаки уже малы мне, — сказал Рейстлин. Он немного подрос за эту весну. Теперь он был одного роста с Карамоном, хотя весил в два раза меньше и был в четыре раза меньше в обхвате.

— Возьми, наденешь эти. — Кит отыскала старые зимние башмаки Карамона и кинула их Рейстлину.

— Они будут мне жать, — запротестовал он, мрачно озирая обувь.

— Надень их, — приказала Кит. — Все остальные мальчики в школе носят обувь, разве нет? Только крестьяне ходят босиком. Так говорит мой отец.

Рейстлин не ответил. Он втиснул ступни в поношенные башмаки и послал сестре хмурый недовольный взгляд.

Кит взяла грязное полотенце, обмакнула его в ведро с водой и начала тереть Рейстлиновы уши и лицо так энергично, что тот не сомневался, что по меньшей мере половина его кожи оказалась содрана.

Вывернувшись из мертвой хватки сестры, Рейстлин заметил, что Розамун уронила клубок шерсти на пол. Он взглянул на мать.

Ее красота исчезла, как исчезает радуга, когда грозовые тучи скрывают солнце. Ее волосы потускнели и свалялись, а глаза блестели слишком ярко, как блестят глаза больных лихорадкой или сумасшедших. Ее бледная кожа имела сероватый оттенок. Она рассеянно уставилась на свои пустые руки, как будто не зная, что с ними делать. Карамон поднял клубок и протянул его ей.

— Вот, мама.

— Спасибо, дитя. — Ее отсутствующий взгляд скользнул по нему. — Грегор мертв, ты знаешь это, дитя?

— Да, мама, — сказал Карамон, даже не вслушиваясь в ее слова.

Розамун часто делала нелепые и неуместные замечания вроде этого. Ее дети привыкли к этому и большей частью пропускали их мимо ушей. Но в это утро Китиара накинулась на свою мать с внезапным гневом:

— Он не умер! Что ты вообще знаешь? Ты всегда была ему безразлична! Не говори больше таких вещей, ты, сумасшедшая старая ведьма!

Розамун улыбнулась, сматывая клубок, и тихо запела. Ее сыновья стояли рядом, притихшие и несчастные. Слова Китиары ранили их гораздо больше, чем Розамун, которая не обратила ни малейшего внимания на вспышку дочери.

— Он не умер! Я это знаю, и я его отыщу! — проговорила Китиара тихо и яростно.

— Откуда ты знаешь, что он еще жив? — спросил Карамон. — И если даже он жив, то как ты его найдешь? Я слышал, что в Соламнии живет много людей. Даже больше чем здесь в Утехе.

— Я его найду, — твердо заявила Кит. — Он сказал мне, как.

Она пристально оглядела их. — Слушайте, скорее всего, вы видите меня в последний раз. Идем со мной. Я покажу вам кое–что, если вы пообещаете никому не говорить.

Войдя в маленькую комнату, где она спала, она извлекла из–под матраса грубо сшитый самодельный кожаный мешочек.

— Вот. Здесь мое сокровище.

— Деньги? — спросил Карамон.

— Нет! — фыркнула Китиара. — Кое–что получше денег. Мое… мое право первородства. Доказательство того, что я — наследница Ут–Матар.

— Можно посмотреть? — заискивающе попросил Карамон.

Китиара не разрешила.

— Я обещала отцу, что никому не покажу его. По крайней мере, пока. Но когда–нибудь ты его увидишь. Когда я вернусь сюда богатой и могущественной, скача на коне во главе моего войска, тогда ты его увидишь.

— Мы будем в твоем войске, правда, Кит? — сказал Карамон. — Рейст и я.

— Вы будете офицерами, вы оба. Я буду вашим командиром, разумеется. — тоном, не терпящим возражений, сказала Кит.

— Я бы хотел стать офицером. — Карамон загорелся идеей. — А ты, Рейст?

Рейстлин пожал плечами.

— Мне все равно. — Еще раз взглянув на мешочек, он тихо прибавил:

— Нам нужно идти, а то я опоздаю.

Кит оглядела их, уперев руки в бока.

— Да, думаю, вам пора. Карамон, после того, как проводишь Рейстлина, возвращайся прямо домой, слышишь? Не вздумай околачиваться возле школы. Вам двоим придется привыкнуть к тому, чтобы быть отдельно друг от друга.

— Хорошо, Кит. — Теперь была очередь Карамона бросать угрюмые взгляды на сестру.

Рейстлин подошел к матери, взял ее за руку.

— До свидания, мама, — сказал он прерывающимся голосом.

— До свидания, милый, — сказала она. — Не забывай надевать капюшон, когда сыро.

И это было ему прощальным напутствием. Рейстлин пытался объяснить матери, куда он отправляется, но она была совершенно не способна усвоить это. — «Учиться магии? Зачем? Не будь глупым, дитя».

Рейстлин сдался на этом. Они с Карамоном покинули дом, когда солнце позолотило верхушки валлинов.

— Хорошо, что Кит не пошла с нами. Мне нужно сказать тебе одну вещь, — громким шепотом сказал Карамон. Он боязливо оглянулся назад, чтобы убедиться, что сестра не наблюдает за ними. Дверь с треском захлопнулась. Исполнив свой долг, Китиара отправлялась спать дальше.

Дети прошли по древесным подвесным дорожкам сколько было возможно. Затем, когда веревочные мосты закончились, близнецы сбежали по ступеням на лесную землю. Узкая дорога, достаточно широкая для одной телеги, вела в нужном им направлении.