Раймонд Фейст - Дочь Империи

— Нужно ускорить набор солдат. Минванаби вынужден временно затаиться, и мы должны разумно использовать весь отпущенный нам срок, чтобы укрепить свои позиции.

Военачальник кивнул:

— Это возможно, если мы призовем каждого юношу из тех, что еще не состоят на службе, и если все они откликнутся на призыв. Властитель Минванаби и его вассал из Кеотары все еще пытаются кем-то заменить те три сотни солдат, которых они послали против нас несколько месяцев назад. Думаю, мы без особых усилий сможем добавить к отряду Акомы две сотни бойцов в течение ближайших двух месяцев… хотя все они окажутся необученными юнцами. А чтобы добрать еще три сотни, которых ты требуешь, госпожа, понадобится никак не меньше года.

Бантокапи оставил несколько крупных долгов, и Джайкен отметил, что для возмещения этих денежных потерь тоже потребуется время. К тому сроку, когда набор будет закончен, нужно накопить достаточно средств, чтобы оплатить обучение новобранцев. А тем временем благодаря союзу — пусть даже вынужденному — с властителем Анасати можно не ожидать набегов на Акому; во всяком случае, напасть в открытую не осмелится никто.

Как всегда, Накойя не упустила случая предостеречь:

— Госпожа, как только Акома соберет союзников и усилит гарнизон, тебе придется особенно опасаться предательских покушений.

Аракаси согласился:

— Госпожа, в тот день, когда истечет срок твоего траура, к тебе непременно явятся брачные посредники-сваты, которые станут хлопотать за различных искателей твоей руки. И когда несколько достойных отпрысков благородных семей явятся к тебе по приглашению, среди них почти наверняка окажутся шпионы Минванаби.

Обдумав сказанное, Мара твердо заявила:

— Значит, мы обязаны постараться, чтобы никакие шпионы не обнаружили здесь ничего такого, о чем стоило бы доносить господам.

Совет продолжался; Мара уверенно вернулась к своей прежней роли властительницы Акомы. Когда спустилась мгла и молчаливые рабы зажгли лампы, уже были приняты некоторые решения и рассмотрены последние новости. За время, прошедшее от заката до полуночи, удалось решить больше дел, чем за весь срок правления Бантокапи в бытность его властителем Акомы. В конце концов Джайкен поднялся с подушек, вздохнув с очевидным удовлетворением. И какие бы чувства — вины или облегчения — ни вызывала у остальных гибель Бантокапи, они никак не выразили этих чувств, когда встали со своих мест. Слишком много дел им предстояло переделать.

Накойя, по-старчески медлительная, начала с очевидным усилием подниматься на ноги, но тут Мара, словно по какому-то наитию, жестом остановила ее. Все прочие, бывшие уже почти у самой двери, почтительно замерли, когда Мара попросила их еще ненадолго задержаться.

С лукавой улыбкой она спросила:

— Если я по всем правилам назначу Накойю своей постоянной первой советницей, как вы к этому Отнесетесь?

Старая няня громко охнула, а лицо Кейока осветила редкая улыбка.

— Место первого советника было свободно со дня смерти Джаджорана, — напомнила Мара. Ее явно забавлял вид Накойи — обычно такой словоохотливой, — которая сейчас только открывала и закрывала рот беззвучно, как рыба.

Первым высказался Аракаси, отвесив старой женщине учтивый поклон:

— Достойная матушка, высокий пост и почет приличествуют твоим годам.

Люджан позволил себе легкомысленное замечание, но Папевайо, знавший Накойю с детства, на всю жизнь сохранил память о ее доброте. Нисколько не заботясь о том, как на это посмотрят другие, он подхватил старушку на руки и закружил вокруг себя.

— Идите и отпразднуйте это событие, — посоветовала Мара, — ибо ни один из слуг Акомы не был достоин этого назначения больше, чем она.

— Мне еще надо сначала как-то пережить такую новость, — возразила Накойя, едва переводя дух.

Папевайо опустил ее на пол так бережно, словно она была сделана из тонкого узорного стекла мастерами чо-джайнами. А когда Кейок, Аракаси, Джайкен и смеющийся Люджан окружили Накойю, чтобы обнять новую первую советницу, Мара подумала, что давно уже не видела в доме такой радости.

С безмолвной мольбой обратилась она к богине: «О Лашима, ниспошли мне мудрость, чтобы я смогла завершить начатое; ведь угроза Минванаби еще существует; лишь ненадежный союз с Анасати удерживает врагов от нападения!»

Установленный традицией срок траура подошел к концу, и в дом явились жрецы бога Туракаму, чтобы сжечь красный тростник, в течение трех недель простоявший в корзинах у всех дверей.

Дым от этих костров еще стлался в воздухе над полями Акомы, когда в поместье объявились первые сваты, и в течение одного дня на стол в кабинете легли целых три послания, написанные каллиграфическим почерком и скрепленные восковыми печатями. Довольная, что больше не нужно носить траурные одежды, Мара вызвала Накойю и Аракаси и приступила к изучению пергамента, лежавшего поверх других. На ее лице появилось задумчивое выражение.

— Похоже на то, что у любимой комнатной собачки нашего друга Минванаби есть холостой сын. Что нам о нем известно?

Сидевший рядом с ней Аракаси взял из рук хозяйки предложенный документ. Пергамент был надушен, и его запах перебивал аромат цветов акаси за оконными экранами.

— Барули из Кеотары. Его отец, Мекаси, уже дважды пытался женить сынка, но сватовство не имело успеха. Сейчас этот парень числится командиром патруля в отцовском гарнизоне, хотя, видимо, тактик он не блестящий. С тех пор как он стал командиром, его рота несет только караульную службу. — Мастер тайного знания похлопал рукой по пергаменту, и в глазах у него заискрилась улыбка. — Однако дураком я бы его не назвал. Он может оказаться превосходным прикрытием для другого агента Минванаби, состоящего в его свите, а то и для убийцы.

Нахмурившись, Мара забрала пергамент из рук Аракаси. Ее отказ рассмотреть предложение Барули из Кеотары означал бы публичное признание собственной слабости.

— Они намерены опозорить или уничтожить меня, — проговорила Мара, ничем не обнаружив тошнотворного чувства страха, закравшегося в сердце. — Думаю, мы сделаем вид, что схватили наживку, а потом выплюнем ее.

Еще не освоившись со своим новым положением первой советницы, Накойя не решилась высказать какие-либо предложения, но Аракаси отмалчиваться не стал:

— Это опасный путь, госпожа. Мекаси, отец Барули — игрок, и притом не слишком искусный. Он проигрался настолько, что его имение заложено на самых кабальных условиях. Его сын — весьма тщеславный молодчик. Одежда, в которой он щеголяет, любые вещи, которыми он пользуется, — ему подавай все только самое дорогое. И точно так же избалованы обе его старшие сестры и старший брат. Их мотовство — в соединении с долгами отца — почти разорило эту семейку. Минванаби оплатил их счета, но отнюдь не из человеколюбия. Присяга, данная по обычаю Тан-джин-ку, — вот что делает Мекаси из Кеотары особенно опасным.