Максим Далин - Зелёная кровь

- Стал бы, - сознался Рамон. - Вкусно. А почему у тебя затылок молоком пахнет? Ты что, голову, что ли, туда макал?

- Нет, - сказал чужак. - Не макал. Я не знаю, почему. Что у тебя за манера так обнюхиваться? Что ты так узнаёшь?

- Все, - Рамон опять почувствовал себя круче и старше. - Я, например, знаю, почему ты такой тощий. Ты мяса давно не ел. От тебя совсем мясом не пахнет. И кровью... почти не пахнет. Только чуть-чуть... и странно как-то. Тебя чего, ранили?

- Это не меня, - сказал чужак грустно.

- Лучше бы Хозяин тебе мяса дал, - сказал Рамон.

- Я мяса не ем, - сказал чужак.

Рамон поразился так, что еще раз хорошенько чужака обнюхал. Просто для проверки - ведь наверняка врет. Не может настоящий зверь жить без мяса. Ноги протянешь.

Не козел же он, в конце концов! Вот уж чем от него точно не пахло - знаем мы, как пахнут козлята...

А чужак отстранялся и косился, будто ему не нравилось, что его нюхают. И мясом от него вообще не пахло.

- Что же ты ешь? - спросил Рамон, склонив голову на бок. - Одно молоко, что ли? Как сосунок? Или - одну траву, что ли?

- Нет. Вот еще. Я ем веточки.

- В смысле - грызешь?

- Ну, в смысле - сначала грызу, а потом съедаю. Ты мясо тоже сначала грызешь?

- Кости... но веточки... Ты что, хочешь сказать, что ты палки глотаешь?!

- Веточки, а не палки, - теперь у чужака сделался снисходительный вид. Рамон понял, почему: потому что Рамон никак не возьмет в толк то, что этот тип считает простой вещью. - Самые вкусные - ивовые. Молоденькие. Еще вот ольха... или, знаешь, свежие сосновые иголки, еще светленькие... а еще - вот это дерево. Яблоня.

Самое дикое, подумал Рамон, что не похоже на вранье. Так можно говорить только о еде. Но ведь невозможно...

- Как можно сосну грызть?! - пробормотал он потрясенно. - Она же колется! В нос! И горькая!

Чужак пожал плечами.

- Я же не спрашиваю, как можно мясо есть, - сказал он безумную вещь. - Мертвое. Вонючее. В крови. Которое раньше было живое.

У него на секундочку сделался такой неприязненный вид, что Рамон зарычал.

- Не кусайся, - сказал чужак. Миролюбиво.

- Почему? - сказал Рамон. - Ты драться не любишь?

- Не люблю. Я умею, ты не думай, меня папа учил. Просто не люблю. Мне папа говорил, драться можно только в двух случаях: когда нападают и из-за девочки. Но девочки я тут не вижу, а если ты нападешь... это будет нехорошо. Папа говорил: если нападают, надо убить. Или попытаться убить. А то тебя убьют.

Рамон задумчиво почесал бок и выкусил блоху. Чужак был серьезный парень. Но странный.

- Чего драться из-за девочки? - спросил Рамон с любопытством.

- Осенью. Девочкам сильные нравятся, - пояснил чужак.

Рамон усмехнулся. Сильные нравятся... тоже, новость. С сильными бороться интересно. А просто смотреть какой девочкам интерес?

- А играть? - спросил он.

Чужак улыбнулся. У него были крупные передние зубы и совсем не было клыков.

- Хочешь играть? Давай. В пятнашки. Или - бодаться. Кто сильнее.

- Как это - бодаться?

- Это лучше - когда перекинемся, - сказал чужак.

Рамону стало интересно. Это уже была совсем новая игра, в новую игру всегда забавно поиграть. Он перекинулся кубарем, чужак - осторожно и не спеша. И стал таким зверем, что Рамон помимо воли заскакал вокруг, заливаясь лаем.

А чужак смотрел на него сверху вниз девчоночьими темными глазами в длинных ресницах, стоя на тонких длинных ногах, нагнув горбоносую голову с крохотными рожками, встряхивая коротенькой светлой гривкой. Рамон был городской щенок - он еще никогда в жизни не видел лосят...

Задремавшего Рамона разбудил запах сырого мяса.

Он еще глаза не успел открыть, как струя этого запаха выбила слюну из-под языка и сжала желудок голодным спазмом. Сколько ж я уже не ел, подумал Рамон. Вторые сутки голоден - только воду хлебал. Мясо!

Он открыл глаза, встряхнулся и сел. Мэллу, в Старшей Ипостаси, обхватив руками колени, сидел напротив и презрительно смотрел на него из-за решетки. Человек в пропотевшем ватнике, чья душа еще жила, но уже начала загнивать, ухмыляясь, стоял около клетки. Он держал в одной руке электрошокер, а в другой - большую миску, наполненную кусками сырого мяса, политого сырым яйцом.

Рамон бессознательно вильнул хвостом.

- Вот и умница, - ухмыльнулся человек еще шире, показывая желтые испорченные зубы. - На, лопай.

Он открыл маленькую дверцу у самого пола клетки, не сводя с Рамона глаз и напряженно ухмыляясь, и втолкнул миску внутрь. Миска проехалась по полу до самого носа Рамона - и он остановил ее лапой. Человек плеснул в другую миску воды из ведра, втолкнул и ее тоже, расплескивая воду, скривился в странной гримасе и ушел.

Рамон облизался - и тут же услышал ледяной голос Мэллу:

- Бобик, забыл, что тебе говорили?

От голоса растерялся и обернулся, капая на бетон с языка.

Верхняя губа кота дрогнула, не столько злобно, сколько пренебрежительно.

- Понюхай это мясо, дурак. Хорошенько понюхай, если у тебя есть какие-нибудь ноздри.

Рамон понюхал. Мясо восхитительно пахло, так пахло, что у Рамона голова закружилась - но тончайшее обоняние ищейки уловило еле заметный оттенок незнакомого химического запаха, который сознанию хотелось игнорировать изо всех сил.

Рамон заскулил, топчась на месте, и беспомощно взглянул на кота.

- Отрава, - сказал Мэллу. - Стимулятор, бобик. Чуешь?

Младшей Ипостаси было невыносимо плохо. Младшая Ипостась хотела забыть обо всем и впиться зубами в кусок мяса, она не могла думать о будущем, когда ее мучил голод. Рамону пришлось радикально с ней бороться - он перекинулся и отошел от миски.

- Ничего, - мурлыкнул Мэллу одобрительно. - Еще ничего. Еще есть какие-то мозги... а то вы же все безмозглые, псы. Вам лишь бы брюхо набить.

- Я же на службе, - хмуро сказал Рамон. - Я легко могу не есть... Просто я очень голодный сейчас, а это - мясо...

- Конечно, - сказал Мэллу. - В этой клетке до тебя жил один барбос... Я ему говорю - не жри, дурак, издохнешь, а он мне - заткнись, мол, кошка. Урод. Ну и все. Два боя выжил, только выл и на решетку кидался. А потом сдох, от заражения крови, наверное. Он не вылизывался, забывал. Спятил. Вонял напоследок, как падаль...

Рамон встал на четвереньки, опустил нос и понюхал бетонный пол.

- Я не чувствую.

- Давно, - сказал Мэллу безмятежно. - Потом его унесли жечь, а тут все вымыли хлоркой.

Рамон кивнул. Потом облизнулся и спросил:

- Что ж мне делать? Я же с голоду помру. У меня даже болит в животе... ты говорил, что мне надо будет драться - какой же я боец, голодный? Меня сытый с ног собьет.

Кот поднял миску, стоящую в углу своей клетки. Рамон потянулся носом. В миске лежали коричневые катышки дешевого корма для животных.

- На, погрызи, - усмехнулся Мэллу, поднося миску к решетке. - Я все равно столько съесть не могу... этой дряни. Обветривается.