Флоринда Доннер - Жизнь-в-сновидении

Маги верят, что когда лицо саморефлексии и лицо бесконечности сливаются, нагваль полностью готов разрушить границы реальности и исчезнуть, как будто он не был сотворен из твердого вещества. Исидоро Балтасар был готов уже давно.

— Он не может оставить меня позади! — закричала я. — Это было бы слишком несправедливо.

— Полный идиотизм размышлять по этому поводу в терминах справедливости и несправедливости, — сказала Зулейка. — В магическом мире есть только энергия. Разве каждый из нас не учил тебя этому?

— Меня очень многому учили, — мрачно признала я. И через несколько минут, надувшись, пробормотала:

— Но сейчас все это ничего не стоит.

— Все, чему мы тебя учили, именно сейчас является самым важным, — возразила она. — Разве ты не знаешь того, что в мрачные минуты воины объединяют свою энергию, чтобы сохранить ее. Воины не поддаются отчаянию.

— Но что из того, что я выучила или испытала, может смягчить мою печаль и отчаяние? — тихо проговорила я. — Я даже пыталась напевать духовные гимны, которым выучилась от моей няни. Флоринда смеялась надо мной. Она решила, что я полная дура.

— Флоринда права, — произнесла Зулейка. — В нашем магическом мире нечего делать с мольбами и заклинаниями, с ритуалами и причудливым поведением. Наш чудесный мир, который есть сон, существует благодаря сконцентрированному намерению всех тех, кто живет в нем. Он целостен во всякий момент благодаря упорной воле магов. Точно так же повседневный мир держится на упорном желании всех и каждого.

Внезапно она остановилась и, казалось, загнала себя в угол мыслью, которую ей не хотелось высказывать. Потом, улыбнувшись и сделав смешной беспомощный жест, она добавила: — Сновидеть наш сон — это значит быть мертвым.

Ты имеешь в виду, что я должна умереть прямо здесь и сейчас? — произнесла я голосом, который становился похожим на хрип. — Ты знаешь, что я готова к этому в любой момент.

Лицо Зулейки ожило, она улыбнулась, как будто я сказала ей самую лучшую из шуток. Видя, что я настолько серьезна, насколько это возможно, она поспешила объясниться: — Нет, нет. Умереть — значит отказаться от своих привязанностей, отпустить все, что у тебя есть, все, чем ты являешься.

— Но в этом нет ничего нового, — сказала я. — Я сделала это тогда, когда вступила в твой мир.

— Очевидно, ты этого не сделала. Иначе ты бы не оказалась в таком положении. Если бы ты умерла так, как этого требуют маги, ты бы не ощущала сейчас боль.

— А что бы тогда я ощущала?

— Долг! Цель!

— Моя боль лишает меня возможности воспринимать цель, — закричала я. — Это отдельно. Независимо. Я жива и чувствую печаль и любовь. Как я могу избежать этого?

— Ты не пытаешься избежать, — объяснила Зулейка, — но нужно просто преодолеть это. Если у воина ничего нет, он ничего не чувствует.

— Что же это за пустой мир? — вызывающе спросила я.

— Пуст именно мир индульгирования, потому что индульгирование исключает все, кроме индульгирования. — Она внимательно и нетерпеливо смотрела на меня, как будто ждала, чтобы я согласилась с ее утверждением. — Да, это односторонний мир. Скучный и повторяющийся. Для мага противоядием к индульгированию является действие. И он не только так думает, но и делает это.

Как будто холодный осколок вырвался из моей спины. Я снова и снова смотрела на великолепный диск Луны, сияющий сквозь окно. — Я действительно не понимаю, о чем ты говоришь, Зулейка.

— Ты очень хорошо меня понимаешь, — напомнила она. — Твой сон начался, когда ты встретила меня. Сейчас самое время для другого сна. Но сейчас сон мертв. Твоей ошибкой было сновидеть, оставаясь живой.

— Что ты имеешь в виду? — беспокойно спросила я. — Не мучай меня загадками. Ты сама говорила мне, что только мужчины валяют дурака с загадками. Ты то же самое делаешь со мной сейчас.

Смех Зулейки эхом разносился от стены к стене. Он был похож на шелест листьев, гонимых ветром. — Сновидеть, оставаясь живой, — значит иметь надежду. Это означает, что ты цепляешься за свой сон, как за жизнь. Сновидеть, будучи мертвым, означает сновидение без надежды. Тогда сновидишь без привязанности к своим снам.

Я лишь кивала, с недоверием относясь к тому, что могу наговорить в ответ.

Флоринда говорила мне, что свобода — это полное отсутствие забот о чем бы то ни было, отсутствие стремлений, даже когда заключенный в нас объем энергии освобожден. Она говорила, что эта энергия освобождается, только если мы исключим все возвышающие концепции, которые у нас есть о себе, о нашей важности, важности, которую, как мы чувствуем, нельзя ни вышучивать, ни нарушать.

Голос Зулейки был ясным, но казалось, приходил издалека, когда она добавила:

— Цена свободы очень высока. Свобода может быть достигнута лишь сновидением без надежды, желанием отказаться от всего, даже от сновидения.

— Для некоторых из нас сновидение без надежды, борьба без видимой цели — это единственный путь быть подхваченными птицей свободы.

В оригинале — «A fuck a day keeps the doctor away».

Бот. — генекен (Agave fourcroydes), а также «мексиканская пенька» (прим. ред.)

Temale — мексиканское блюдо из рубленого мяса; красного перца и т.д., приготовленное на пару в листьях маиса (прим. перев.)

А также эго (англ. — self) (прим. перев.)

Грубая брань. В оригинале — «cunt». Выражение грубое, но заменить или смягчить его не удалось. Гумерсиндо этим словом изрядно шокировал Флоринду (поэтому выражение должно быть крепким), видимо, этого он и добивался (см. контекст). Так что остается надеяться на понимание и крепкие нервы читателей (прим. перев.)

В оригинале «UCLA» - Univercity of California in the Los Angeles (прим. перев.)

В США — название студенческого городка (прим. ред.)

Arizpe

Spider — паук (англ.)

Sentry

Dreaming teacher

Champurrado

Tortillas