Стивен Эриксон - Память льда

Едва смысл ее слов дошел до Вискиджека, как его разум озарило иное откровение. Воистину есть иной враг, и он смотрит на меня глазами присутствующих — исключая Даджека, ну и меня, конечно же. Не столь уж шокирующее откровение. Да, мы уловили намек, но не сумели сделать выводы. Бруд, Корлат, Каллор — боги, даже Крюпп и Артантос! Напомните мне избегать всех этих клятых типов, когда сяду играть в кости!

Он метнул взгляд на Серебряную Лису, встретив ее ответный, сонный, но разумный взгляд.

Нет, это не сработает еще раз. — Лиса, — проговорил он, — Ты свила сказание, чтобы вызвать сочувствие в наших сердцах. Однако, кажется, твои усилия пошли не в том направлении, и результат вышел противоположный ожидаемому. Если есть иная угроза, третья рука, искусно манипулирующая и нами, и Провидцем… ты и твои Имассы направите свое внимание на эту руку?

— Нет.

— Почему?

Он удивился, когда она отвела взгляд и опустила голову. Голос прозвучал хриплым шепотом. — Потому что, Вискиджек, ты просишь слишком многого.

Никто ничего не сказал на это.

Вискиджека обуял ужас. Он повернулся, ища взор Даджека, и увидел в лице старого воина отражение своего собственного страха. Боги благие, мы идем к своей гибели. Незримый враг — но тот, о котором мы уже давно знаем, тот, который должен был придти, рано или поздно… Клянусь Бездной, он тот, что заставляет отпрянуть Т'лан Имассов…

— Какая ощутимая смятенность! — завопил Крюпп. — Смятенность? А есть такое слово? Если нет, тогда среди бесчисленных талантов Крюппа нашелся и дар к лингвистическим изобретениям! Друзья мои! Слушайте! Внимайте! Следите! Поймите сердцами, все и каждый, что Крюпп поместил себя — утвердив ноги и препоясав чресла — на путь упомянутого — но не поименованного — великого врага всего сущего! Спите спокойно в ночи этого знания. Дремлите, как дети в материнских руках, как некогда делали все вы — даже Каллор, хотя ныне он ужасен и устрашающ…

— Проклятие! — громыхнул Бруд. — О чем, во имя Худа, ты толкуешь, малыш? Ты заявил, что станешь на пути Увечного Бога? Во имя Бездны, ты безумен! Если ты, — продолжил он уже спокойнее, слезая с коня, — не дашь немедленное доказательство своей силы, — он зашагал к Крюппу, хватаясь за рукоять молота, — я не берусь предсказать ярость моего гнева.

— Не надо так, Бруд, — пробормотала Серебряная Лиса. Полководец повернулся к ней, искривился, оскалил зубы. — Теперь ты простерла свою защиту и на эту жирную, наглую жабу?

Ее глаза тревожно расширились, когда она посмотрела на даруджа. — Крюпп, ты примешь вызов?

— Абсурд! В моих увещеваниях не было враждебности, Крюпп уверяет вас!

Вискиджек, не веря своим глазам, увидел, как круглый человечек в замаранной едой и вином одежде выпрямился (насколько смог) и уставился крошечными блестящими глазами в лицо Бруду. — Вы будете угрожать Крюппу из Даруджистана? Требовать объяснений? Поглаживать этот молот? Скалить эти гнил…

— Молчать! — заревел Полководец, стараясь обуздать свой гнев.

Благие боги, что делает этот Крюпп?

— Крюпп презирает все угрозы! Крюпп смеется над любой демонстрацией, каковую может изобразить ощетинившийся воевода…

Молот внезапно оказался в руках Бруда. Размытым пятном, нисходящей дугой он пронесся в воздухе, чтобы ударить по земле прямо у ног Крюппа.

Сотрясение подбросило лошадей, послало Вискиджека и прочих в полет. Воздух расколола громоподобная отдача. Земля, казалось, подпрыгнула навстречу командору, ударила как кулаком, и он покатился по усеянному булыжниками склону.

Сверху кричали лошади. Горячий завывающий ветер поднял к небу пыль и песок.

Булыжная осыпь под Вискиджеком зашевелилась, поплыла, заскользила вниз, в долину, с растущим рокотом все набирая скорость. Камни клацали по кольчуге, сыпались на шлем и лицо одуряющим потоком. Сквозь облака земляной пыли он мельком заметил ряд холмов по другую сторону долины. Невероятно, но они быстро росли, скалы разрывали травяной покров, выбрасывали языки праха, дыма и каменных осколков. А потом все вокруг поглотил клубящаяся пыль. Мелкие валуны падали и отскакивали от его боков. Другие больно и крепко били его, заставляя перекатываться, кашлять, задыхаться и давиться песком.

Даже сейчас земля под каменной осыпью продолжала шевелиться. Воздух сотрясали далекие взрывы, мучительно отдаваясь в костях Вискиджека.

Наконец он остановился, наполовину зарывшись в гравий и булыжники. Замигал воспаленными глазами, заметил перед собой ривийских разведчиков, увертывающихся и прыгающих на пути потока валунов, словно в какой-то странной и смертельно опасной игре. А сзади них высилась черная, дымящаяся плоть новой горной гряды. Ее хребет все рос, поднимался, наклоняя и смещая дно долины, на котором лежал командор. Небо кипело серо-черным дымом и паром.

Худ меня подери… бедный Крюпп… Вискиджек со стоном повернулся, насколько смог. Он был покрыт царапинами, ощущал неспешное рождение громадных синяков под рваными, изрезанными доспехами, однако кости, на удивление, остались целыми. Малазанин старался обратить слезящиеся глаза к вершине холма.

Осыпь сошла, обнажив рваное и неровное лицо скалы. Большая часть плоской вершины перестала существовать, оставались лишь несколько островков… на которых Вискиджек заметил медленно встающие фигурки. Лошади тоже поднимались на ноги. Послышались трубные жалобы мула.

На севере виднелась узкая, дымящаяся трещина, прошедшая через дно долины и далекие холмы. Она казалась бездонной.

Вискиджек очистил себя от гравия, осторожно, с болью поднялся.

Он увидел Каладана Бруда — неподвижного, молот свисал с руки… а перед ним, на своем собственном островке, стоял Крюпп. Очищал пыль с одежд. Вызванная ударом молота о землю трещина разделялась как раз перед жирным коротышкой — даруджем, огибала его с двух сторон и сразу за ним соединялась.

Вискиджек постарался удержать смех, понимая, как безнадежно, надтреснуто прозвучит его голос. Итак, мы узрели ярость Бруда. И Крюпп, этот нелепый человечек, вынес его. Ну, если и нужны были доказательства, что он не тот, за кого себя выдает… Тут он нахмурился. Солидная демонстрация, но для кого, интересно узнать?

Его мысли спутал испуганный крик.

Корлат. Она смотрела на север, как-то странно сжавшись и сгорбившись.

Трещина — теперь Вискиджек увидел это — была заполнена кровью. Все веселье улетучилось.

Дурной кровью, гнилой кровью. Сбереги меня Беру. Спящая Богиня… Бёрн спит сном умирающей, отравленной. Это, понял он, последнее и самое страшное откровение сегодняшнего дня. Больна… скрытая рука Увечного Бога…

Глаза Майб внезапно открылись. Фургон трясся и подпрыгивал. По земле прокатился гром. Со всех сторон донесись крики ривийцев, жалобный хор испуга и тревоги. Ее кости и мышцы протестовали против этого катаклизма, но она не закричала. Она хотела лишь спрятаться.