Лилия Руднева - Ведьмами рождаются

— Настя, Настенька! — услышала она сквозь завывания ветра.

Голос женщины был слабым и беззащитным. У Насти рвалось сердце от жалости, она готова была отдать что угодно, лишь бы только спасти несчастную. Девушке казалось что она уже несколько часов бродит в кромешной тьме под проливным дождём… От ужаса скрутило желудок и подкашивались ноги. Из темноты к ней тянулись скрюченные, волосатые пальцы, которые — Настя это чувствовала — хотят затянуть её в тёмную, липкую бездну. Она убеждала себя, что это всего лишь ветки деревьев, но сердце имело собственное мнение и отчаянно выдавало морзянкой сигналы SOS.

— Настюша, помоги! — женщина скулила как побитая собака, у которой только что отобрали щенков.

Настя ускорила шаг, пытаясь расслышать, откуда доносятся всхлипы. Внезапно, прямо над головой у девушки сверкнула молния и через несколько секунд, разорвавшимся снарядом, ударил гром. Ослепшая и оглохшая, она свалилась в грязь, но всё равно упрямо продолжала ползти на голос, ломая ногти и пытаясь продвинуться хотя бы на метр. Жидкая, липкая грязь попадала ей в рот, облепила волосы, заливала глаза. Даже сильный ливень не смог её смыть.

— Настя-а-а! — голос прозвучал совсем близко, и девушка удвоила силы.

Последний крик был мало похож на человеческий, это был рык агонизирующего животного, попавшего в капкан. Зверя, который после долгих, мучительных попыток освободиться, почувствовал, что этот миг — последний в его жизни.

Настя поняла что опоздала, но, несмотря на это судорожно продолжала ползти, не в силах поверить, что всё уже кончено. Она вдруг осознала, что со смертью этой женщины умерла частичка её самой, может быть, самая важная частичка! От отчаяния и боли девушка закричала. Она кричала так горько, что холодный ливень, словно пожалев её, превратился в ласковый тёплый дождик. Настя в отчаянии стучала ладонями по земле, разбрызгивая мутную жижу вокруг себя и не замечая, что обдирает ладони в кровь. Наконец она в изнеможении перевернулась на спину, и дождь заботливо стал смывать слёзы и грязь с ёе лица. От непонятного чувства невосполнимой утраты Настя закричала ещё сильнее и… проснулась.

За окном разбойничала гроза, но в квартире было тепло и уютно. Сердце постепенно успокаивалось. Девушка провела рукой по лицу, стараясь полностью отогнать приснившийся кошмар, и почувствовала, что щёки её мокры от слёз.

— Что-то случилось, — подумала она.

Настя узнала голос женщины.

— Произошло что-то страшное, нужно срочно ехать в Урюпинку!

# # #

— Ба, молочка дай! — Настя сидела в саду за большим столом, заставленным фруктами, овощами, пирожками, домашним творогом, мёдом, и уплетала за обе щеки.

— На, несчастье, отъедайся, — сказала Вероника Митрофановна, Настина бабушка, — совсем отощала в своём городе — кожа да кости. Приезжала бы ко мне почаще, сразу бы и поправилась, и цвет лица бы лучше стал на свежем воздухе!

Вероника Митрофановна — пышная, румяная женщина — прожила в Урюпинке всю свою жизнь. Дочка и внучка давно звали её к себе в город, но Митрофановна — так звали её в деревне — только презрительно хмыкала в ответ.

— Мать твоя гробится с утра до вечера в своей школе. Худая, чахлая, мешки под глазами…

— Ба, не начинай, — Насте не хотелось слушать привычное бабушкино брюзжание.

Она объелась, и глаза сами собой начали закрываться. Душистый ветерок играл в саду с летней листвой, когда он задевал деревья слишком сильно, листва отзывалась ворчливым шелестом. Пчёлы, лавируя в воздушных потоках, искали самые лакомые цветочки. Петухи с разных концов деревни лениво спорили у кого самый сильный голос. Солнечные лучи, видя, как весело забавляются ветерок и листва, напросились к ним в игру, и ветерок безуспешно пытался поймать самый озорной лучик. Как только ветерок нападал, лучик моментально прятался в листве и через секунду показывался совсем в другом месте.

— Господи, как хорошо! — подумала девушка.

— Настя, ты чего, спишь, что ли? — взревела Митрофановна, — я говорю, мать твоя в своей школе в старуху превратилась, мы же с ней выглядим ровесницами! А ведь моя дочь ещё не старая, могла бы найти себе кого-нибудь! Да разве ж её что-нибудь интересует, кроме сопливых учеников?!

— Бабушка, маме нравится так жить.

— Много ты понимаешь… нравится! — Митрофановна гордо отвернулась и походкой герцогини пошла, кормить поросят.

Бабушкины слова вывели Настю из блаженного оцепенения и мысли тут же перескочили на человека, ради которого она и затеяла поездку. Её сон не мог быть просто кошмаром, он определённо что-то значил. И это что-то было очень плохим. На секунду девушка снова ощутила весь ужас, пережитый ночью. Она вскочила, чтобы почувствовать твёрдую землю под ногами, но те предательски подогнулись, и Настя опять упала на стул.

— Ты что, Настенька, совсем угробилась в своём городе, уже и ноги не держат…

Настя укоризненно посмотрела на бабушку.

— Ну что ты глазищами своими стреляешь! — Вероника Митрофановна подошла к внучке, обняла за плечи и поцеловала в макушку. — Знаешь, ты иногда как посмотришь — аж сердце заходится! В деревне говорят, что взгляд у тебя непростой.

— Бабуля, — возмутилась Настя, — а ещё говорят, что ты гонишь самогонку и разбавляешь её тройным одеколоном!

— Брехня! — вспыхнула Митрофановна, — да у меня самогонка самая лучшая в деревне! Чистая, как слеза!

Настя расхохоталась, вслед за ней загоготала и бабушка. Очнувшийся от дрёмы петух, решил, что в деревне появились новые конкуренты. Он встрепенулся, расправил крылья и, представляя себя орлом, стал ревниво доказывать своё превосходство.

— Ой, Настька, насмешила старуху, — Вероника Митрофановна вытирала передником слёзы, выступившие в уголках глаз, отдышалась, а потом, серьёзно посмотрев на внучку, сказала, — А взгляд у тебя действительно странный.

Девушка тяжело вздохнула.

Она была среднего роста, но благодаря стройной фигуре казалась выше. В целом Настя выглядела бы обыкновенной двадцатисемилетней девушкой, если бы не роскошные длинные волосы цвета спелой пшеницы и удивительно большие чёрные глаза с длинными ресницами. Глаза были такими глубокими, что смотреть в них долго не было никакой возможности. Казалось, ещё чуть-чуть и тебя затянет в бездонный омут, из которого потом не выбраться. А когда в ресницах запутывалось солнце, отблески света в них превращались в драгоценные камни, а сами глаза становились чёрным бархатом. Если же Настя злилась, глаза превращались в оружие массового поражения. Казалось, они имели материальную силу, которая могла отбросить собеседника на несколько метров.