Вениамин Шехтман - Мэджик юзеры

Кроме них, четверых, в хижине людей не оказалось, зато бродили по чистому земляному полу несколько кур, а к колышку у дальней стены был привязан мохнатый зверек, вроде енота, только рыжий. "Носуха", пояснил заинтересовавшемуся Вальдесу Анатолий. — Они тут кого попало в дом берут, приручают. Лишь бы симпатичный был и не злой.

Перон сел в низко висящий, плетеный гамак.

— Скоро мои кушать принесут. Но вам это кушать не надо, обдрищетесь с непривычки. Только рыбу можно, она свежая, печеная. Мой друг и родственник Анатолий очень огорчается, когда его гости здесь травятся и болеют.

— Родственник? — изумился Вальдес.

— Я женился на одной его дочке, когда первый раз тут был. Если интересно, покажу ее потом. — ответил Анатолий.

— А как же местный триппер? — по-русски спросил Дима.

— Женитьба, это формальность. Типа штампа о прописке.

Внимательно вслушивавшийся Перон засмеялся.

— Вы и русский знаете? — спросил Дима.

— Нет, только португальский и испанский Но все всегда об одном спрашивают. — Перон на пальцах показал о чем. Дима покраснел, но не от демонстрации, а потому что вспомнил, как неприлично говорить на языке непонятном кому-то из собеседников.

— Что вы ищите? Мой зять объяснял, но непохоже, чтобы он понимал. Объясните мне, я умнее его. — Перон снова рассмеялся и с приязнью посмотрел на Анатолия.

Дима перечислил все приметы, которые почерпнул из старинной надписи.

— Это я от Анатолия слышал. Но что вы найдете там? Что это?

Вальдес с Димой переглянулись. Вальдес кивнул.

— Мы сами толком не знаем, — честно признался Дима. — Главную тайну древних магов. Не здешних, здесь ее только спрятали. Что это — без понятия. Наверное, записи.

— Интересуетесь магией? Я вам покажу магию, я хороший шаман. Вот, Анатолий знает, я его кое-чему научил. Он тоже интересуется, но хорошим шаманом не будет, таланта нет. Другие таланты есть, а этого нет почти.

Демонстрацию магии пришлось отложить, поскольку прибыла еда о которой говорил Перон. Он сам, Анатолий и женщины, принесшие снедь, уплетали за обе щеки. А Дима с Вальдесом, следуя указаниям, попробовали только рыбу. Несоленую и передержанную в жару, сильно высохшую. Хотелось фруктов, но они наверняка были захватаны немытыми руками. Дизентерию, Вальдес бы враз вылечил, но чем лечиться, проще не болеть. А мешанины, которую ели остальные, не хотелось совершенно. Даже из любопытства.

После еды женщины легли спать, а Перон снова залез в гамак и задумался. Там, в гамаке у него нашлась новенькая пачка сигарет, видимо привезенная Анатолием. Индеец медленно закурил и в тишине выкурил две сигареты подряд.

— Про ваши поиски, завтра поговорим. — негромко и задумчиво сказал он. — А сегодня я вас поведу в одно место. Специальное место для волшебства. Пошли!

Он выбрался из гамака и прихватив небольшой узкий горшок, заткнутый тряпкой, вышел из хижины. Повел по тропинке, обегавшей деревню по кругу, но скоро свернул с нее и по еле заметной стежке, направился вверх по, быстро набирающему крутизну, склону приречного холма. Анатолий уверенно шел следом, ясно было, что дорога ему известна. А вот Дима, запутался ногой в какой-то проволоковидной траве и если бы не поддержавший его Вальдес, упал бы и съехал на пузе вниз, к подножью. Был еще в первый день их лесного вояжа, аналогичный инцидент.

На вершине холма, Перон запустил всех в маленький, почти незаметный среди растительности шалаш. Запустил не сразу, сперва, выкинул из шалаша старую травяную подстилку и набросал свежей.

Откупорил свой горшок и предложил отпить из него остро пахнущей бурды. Густой, с разнородными комками настой, то ли не имел вкуса, то ли анестезировал язык и небо до полной бесчувственности. Во рту от него сразу немело, горло перехватывало, дышалось с трудом. Изменившимся, каким-то утробно-гудящим голосом, часто останавливаясь, Перон заговорил.

— Вот моя магия. Это питье покажет вам вас самих. А если вы поймете, как у вас работает внутри, то поможет этому работать лучше. Можно будет заходить в другого человека, понимать как у него внутри все работает, делать чтобы работало лучше или чтобы хуже работало. Можно понимать что будет вокруг потом или что сейчас, но далеко. Сразу не получится, но если хороший талант, то можно научиться. Смотрите в себя, кабальерос. Внутрь, как будто вы маленькая пчелка в чужом дупле.

Заплетающимся языком Перон пробормотал что-то на своем родном языке и замер повесив голову. Вальдеса торкнуло еще раньше, прежде чем индеец успел объяснить "потом" и "вокруг". Но образ пчелки, видимо до него как-то добрался, потому что Вальдес тихонько жужжал, глядя перед собой пустыми глазами. А Диму брало медленно, возможно, из-за большей массы. Он уже забоялся, что вообще не вштырит и надо глотнуть еще, когда, наконец, накрыло. Отрубились звуки, куда-то поволокло, Дима хотел взмахнуть руками, чтобы удержать равновесие, но какие ж тут руки, когда ты белый, с желтой пипочкой поплавок? Снизу дергало, но Дима старался это игнорировать и смотреть только вверх. Туда, где появляется, исчезает и снова появляется чуть в стороне, такой же поплавок как он, только с пипочкой не желтой, а оранжевой. Тот поплавок был больше Димы, а в его появлениях и исчезновениях обнаружился некоторый ритм. Сперва, Дима решил, что с тем же ритмом его дергает вниз, но быстро понял что ошибается. Ритм был совсем другой и, как стало понятно Диме, абсолютно несущественный. Никакого смысла в нем не было, как не было никакой связи между Димой и поплавком с оранжевой пипочкой. Они совсем чужие друг другу и это грустно, но правильно. Какое у него может быть сродство с этим поплавком, если сам он — кончик безжалостного шевелящегося щупальца?

Дима ощутил, что хотя он и кончик, но самый главный и если захочет, то сможет подчинить себе все щупальце, выдернуть его и взметнув, притянуть и раздавить дурацкий поплавок, от которого рябит в глазах. Но это будет густым поступком, тягучим, как смола и таким-же прозрачным. А хотелось сделать сухое, деревянистое и отдельное, как горошина. Завертевшись, он провалился внутрь щупальца и там, в теплой трубе расправил все иголки, торчащие из его густого блестящего меха. Уперся ими и повис. Это был очень хитрый ход. Довольный Дима повел носом-пуговкой и разрешил всем украситься переливчатыми росинками. Люди подходили к нему и он им был рад, потому что они были ясно видны, а все остальное расплывалось и делалось зеленым, с жесткими прожилками.

"Все прутся как люди, а я рожей вниз лежу." — подумал Дима. Он собрал под себя руки-ноги и принял более приличную позу. Его последнего вставило, а отпустило первого, обидно. Да и глюки какие-то невнятные, хотя и не злые, уже хорошо. Горло и рот быстро обретали чувствительность, голова прояснялась, осталось только приятное, эйфорическое опьянение. Дима вышел из шалаша и с удовольствием сбежал по склону к деревне, подмигнул тершей о шершавый камень мокрую мохнатую шкурку девчушке, а потом легко взбежал обратно к шалашу. В себя уже пришли все, и Диме не терпелось высказать претензии. Парализовав заклинанием сидевшего к нему спиной Анатолия, Дима вытащил его из шалаша и бережно пристроил у подножья мягкого, от свисающих моховых бород дерева. Вернувшись, он погрозил Перону пальцем.