Том Арден - Танец Арлекина

— Купи мне это! И вот это!

Вдруг Ката отшатнулась. Ее напугали мальчик и девочка, сжимавшие в руках деревянные мечи. Смеясь, они пробирались сквозь лес ног взрослых людей. Около горы кокосовых орехов мальчик подобрал яркий мяч и радостно воскликнул:

— Нашел! — и победно подпрыгнул на месте. Отовсюду доносились крики:

— Сюда, милая!

— Налетайте! Налетайте!

Смех, шутки, радостные возгласы. Для Каты все это было чудесным, сказочным царством. Ей казалось, что куклы на полках вот-вот пустятся в развеселую пляску.

— Поди-ка сюда, милашка!

Кату манила к себе женщина-ваганка. Она стояла в проеме между двумя фургонами, затянутом занавеской, одетая в яркое платье с множеством оборок. Пальцы её были унизаны кольцами.

— Хочешь узнать свое будущее, детка?

Ката изумленно выдохнула:

— Мое будущее?

Женщина-ваганка рассмеялась. Кожа у нее была смуглая, темная, как ягоды бузины, — как будто она намазала себе лицо бузинным соком. В руке женщина держала дымящуюся трубку. Мундштуком трубки она указала на занавес, расшитый золотыми звездами.

Ката обернулась, нашла глазами отца.

— Папа, кто они такие?

Она спрашивала о ваганах. Ката догадывалась, что это очень странный народ, что в них есть нечто гораздо более необычное, нежели украшения, темная кожа и яркая одежда.

— Папа! — окликнула отца девочка.

Но старик молчал. Крутом шумела толпа, а он ни с того ни с сего погрузился в глубокую задумчивость. Все эти звуки и запахи вошли в него и пробудили воспоминания о том дне, когда он последний раз побывал на ярмарке. Все предстало воочию перед его мысленным взором. Золотые монеты, сверкавшие в потных ладонях, белая пена, стекавшая с боков серебряных пивных кружек.

О сладкий обман!

Сейчас Вольверон, который и тогда уже был немолод, не чувствовал и малой толики того, что чувствовала его дочь. Все это он видел и раньше, и, кроме того, он видел правду: потрескавшуюся, облупившуюся краску, подгнивший ковер, рытвины оспин на лицах бродяг. Но в тот день, в тот последний день, когда они пришли сюда, маленькая обшарпанная ярмарка преобразилась.

Эйн, его возлюбленная, должна была встретиться с ним на кладбище.

— Сюда, милочка!

На миг — так ясно, словно к нему вернулось зрение, старик увидел девушку, бегущую между надгробьями, сжимая в руке туфельки. Ее белое платье развевалось на ветру, подол отлетал назад и казался похожим на шлейф. Сгущались сумерки. Между могилами залегли черные тени. Старик ждал, притаившись под тисом. Упав в его объятия, девушка задохнулась от испуга. К её губам прилипли крошки печенья. Кукла, выигранная в состязании, упала на землю.

— Хочешь узнать свое будущее, детка?

Но даже тогда, сжимая девушку в объятиях, старик слышал, как, перекрывая веселый гомон ярмарки, где-то вдали стучат походные барабаны, как их грохот приближается к деревне по заросшей лесом долине.

Войско Синемундирников неумолимо приближалось.

Сайлас Вольверон умел видеть в темноте. Еще тогда, когда он был мальчишкой и глаза его были подобны зеленым озерам и сверкали так, как теперь сверкали глаза Каты, он мог с закрытыми глазами ходить в темноте. Все Диколесье, все его извилистые корни и колючие ветки запечатлелись в сознании Сайласа так, словно были выгравированы на стали. Однако потеря зрения стала для него ужасной утратой, и ничто не могло сравниться с тем кошмаром, который он увидел тогда, когда был еще зряч.

— Папа!

Старик склонился к дочери, и девочка, взглянув на изуродованное лицо отца, сразу забыла о том, что рассердилась на него за то, что он долго не отзывался. Ката протянула руки и поправила капюшон Сайласа.

День клонился к вечеру.

Старик и девочка ходили по проходам между фургонами и кабинками. Кате повезло — она успешно взобралась на самый верх груды кокосовых орехов и получила приз — толстую тряпичную куклу с нарисованной улыбкой от уха до уха. Войдя в темный шатер, девочка с замиранием сердца смотрела на женщину с рыбьим хвостом и её безголового мужа. А потом отец усадил её на замечательного пони с колокольчиком на шее.

Пони поскакал по проходу.

Вдруг послышался визгливый выкрик:

— Синемундирник!

Выкрик донесся оттуда, где проход сворачивал влево. Вот он прозвучал вновь — словно приглашение. В полотняном павильончике было прорезано окошко, а в окошке появлялся и тут же исчезал крошечный человечек в синей курточке.

Ката радостно рассмеялась.

Около павильончика быстро собиралась толпа. Кате мешали смотреть чьи-то широкие спины, толстые ляжки, пыльные юбки с турнюрами. Девочка изо всех сил вытягивала шею. Послышалось новое восклицание:

— Красномундирник!

Человечек в синей курточке исчез. На его месте подпрыгивал человечек в красном.

— Синемундирник! — и снова выпрыгнул человечек в синем.

— Красномундирник! — появился человечек в красном.

— Синемундирник!

— Красный!

Это было кукольное представление — игра в Красно— и Синемундирников. Вольверон, сжимая руку дочери, вздрогнул. Он и не думал, что бродяги-кукольники по-прежнему разыгрывают эту балаганную пьеску. Ведь прошло столько времени с тех пор, как состоялось настоящее сражение. А для Каты куклы были просто смешными маленькими человечками. Что старик мог сказать ей такого, чтобы она узнала правду? Куклы подпрыгивали все быстрее и быстрее. Красный, синий человечек, и снова красный, и всякий раз кукла выкрикивала свое имя.

Пауза. Над занавесом пусто. А потом вдруг снова:

— Синий!

Пауза.

— Синий, синий, красный.

Сцена опять опустела. Ката затаила дыхание. Казалось, что сейчас нет ничего важнее на свете, кроме догадки, какой же человечек выскочит — синий или красный.

Ката подняла повыше свою куклу, чтобы та тоже увидела.

— Синий!

— Красный!

И снова пауза. Открылся задник, на котором была нарисована картинка — гряда зеленых холмов, а выше — заснеженные горы.

— Папочка, это же наша долина! — воскликнула Ката. Внизу, под сценой, застучал барабан. Потом над краем занавеса медленно-медленно появился человечек в синем мундире. Сначала была видна только его треуголка, потом появился нос. О, какой большой был нос, какой распухший! Наконец появился и расшитый золотом мундир. Кукла задрала нос, расправила плечи и начала раскачиваться вперед и назад. В маленьких ручках кукла сжимала штык. Раскачиваясь, она гордо пропела:

Публика зашепталась, послышались смешки, а потом и громкий хохот. Человечек в синем мундире злобно уставился на публику и нацелил на зрителей свой штык.