Елена Грушковская - Великий Магистр

С этими словами Леледа поднялась, с чуть заметной улыбкой окинула меня своим непостижимым перламутровым взглядом и заскользила по песку вдоль кромки прибоя. Отдалившись, она остановилась и обернулась, и за её спиной проступили две пары белых крыльев.

Кошка с урчанием ткнулась носом мне в плечо, и я от всего сердца обняла её.

«Спасибо тебе, мой раненый хранитель… Благодарю тебя за всё».

Я гладила и ворошила её мягкую шерсть, чувствуя, как меня одолевает дремота. Положив голову на шею кошке, я закрыла глаза.

За окном спальни холодно сияла зимняя утренняя заря, потрескивали дрова в камине, наполняя комнату ароматом сосновой смолы. Рядом со мной на одеяле дремала чёрная кошка с пятнышком серебристой шерсти на правом ухе — копия моей хранительницы, только обычных кошачьих размеров. Стоило мне пошевелиться, как её жёлтые глаза открылись и уставились в мои. Грациозно потянувшись, она зевнула, продемонстрировав во всей красе пасть с внушительной длины клыками. Я протянула руку и нежно почесала ей за ушком.

— Ах ты, киса… Откуда ты тут?

Кошка спрятала клыки и зажмурилась, потёрлась мордочкой о мою руку и подобралась поближе, ко мне под бок. Уютно устроившись там, она снова смежила глаза.

В комнату осторожно заглянула Карина. Увидев меня в полном сознании, она нерешительно остановилась у порога.

— Мама? — спросила она.

— А у тебя есть сомнения, куколка? — усмехнулась я.

Она засияла улыбкой, и через секунду её щека прильнула к моей, а мою шею обвило кольцо её рук. Хоть она и стала хищницей, но действие её объятий на меня не изменилось: сердце снова сладко провалилось куда-то, а воля размягчилась, как пластилин — лепи что хочешь.

— Господи, мама, как же ты всех напугала!

Я приподняла бровь.

— Так… И что же я такого ужасного сделала?

— Ты потеряла сознание… А после тех слов… про временное возвращение… — Карина запнулась. — Я подумала, что ты… уходишь от нас.

— Нет, видимо, мой уход откладывается, — сказала я.

— Ещё бы он не откладывался! — засмеялась Карина. — Ведь у тебя осталось ещё одно очень важное дело!

Я вздрогнула: это прозвучало отголоском слов Леледы…

— И что же это за дело, по-твоему? — спросила я.

— А ты не знаешь? — прищурилась она. — И совсем не догадываешься?

— Говори, а то укушу, — прошипела я, до боли стискивая её.

— Ох… Мам, я же теперь хищник, какой смысл меня кусать?

Я стиснула её так, что она запищала. Чмокнув её в носик, я потребовала:

— Говори!

— Сначала отпусти, — пропищала она. — Ты же меня раздавишь…

— Ладно. — Я разжала хватку.

— Ну, в общем… — начала она, пытаясь сдержать улыбку. Это ей не удалось, и она, улыбаясь во все тридцать два зуба, объявила: — Поздравляю, у вас с Никитой ожидается пополнение семейства!

Ну, не то чтобы я совсем не ожидала… Однако…

Свершилось чудо, и бесплодие Юли само исцелилось? Или это — благодаря вошедшему в её (теперь уже моё) тело жуку?

Как бы то ни было, новое тело для неё начало своё созревание внутри меня. Как я выплачу ей мой долг? Наверно, став ей самой лучшей мамой на свете… Ну, или хотя бы попытавшись ею стать. Вырастить её в любви и научить всему, что мне самой удалось постигнуть — вот всё, что я могу для неё сделать.

Наверно, это немало.

А кошка забралась на колени к Карине и свернулась там клубком.

— Не пойму, откуда она тут взялась, — сказала Карина озадаченно, гладя её. — Мы нашли её рядом с тобой на кровати. Она никого к тебе не подпускала, шипела. Вот, только сейчас вроде успокоилась. Представляешь, молока не пьёт, а кровь — с удовольствием!

— Хм… Кровь, говоришь? — Я с улыбкой прищурилась, рассматривая кошку. — Какая странная киса! И сдаётся мне, что я её уже где-то видела.

К дверям приближались шаги, и я уже знала, кто это. Он вошёл с выражением беспокойства на лице, но, увидев меня живой и здоровой, сидящей на кровати, засиял. Карина, пересадив кошку с колен на одеяло, встала, многозначительно шевельнув бровями, а Никита занял её место на моей постели. Моя дочь, спрятав улыбку в ладошку, помахала мне рукой и крадучись выскользнула из комнаты.

— Лёлька, — проговорил Никита нежно.

Он стиснул меня ещё крепче, чем я только что стискивала Карину, с поистине медвежьей силой. Будь я человеком, я бы, наверно, не выдержала таких объятий. Кошка, мяукнув, ревниво запросилась к нам третьей.

— А это ещё кто? — засмеялся Никита.

— Это новый член нашей семьи, — ответила я, беря кошку на руки. — Точнее, старый… Не знаю, как сказать. Она — хранительница.

— Чья?

— Наша. И нашей дочки.

— Откуда ты знаешь, что будет дочка?

— Знаю.

Мы с кошкой очень уютно устроились в объятиях Никиты, а он, перебирая пряди моих волос, сказал:

— Знаешь, я вот что думаю… А не отправиться ли Великому Магистру в декрет? Положение обязывает беречься.

— Ага, как бы не так! — хмыкнула я. — Дел просто куча… Там ещё пахать и пахать, чтобы появилась твёрдая гарантия, что всё будет нормально.

Никита нахмурился.

— Так! Это что значит? Дела для тебя важнее ребёнка? Пашет пусть Оскар и остальные, а ты будешь руководить. Изредка. Тебе нельзя перенапрягаться, пойми ты!

— Послушай, я же не больна, в конце концов, — сказала я. И добавила, сдаваясь под его грозным взглядом: — Ладно, посмотрим по самочувствию. Постараюсь не перенапрягаться. Но полного устранения от дел от меня не жди!

— Ох, всё-то тебе надо делать самой, — вздохнул Никита. — У тебя есть толковые подчинённые, вот пусть они и крутятся.

— Не подчинённые, а собратья и друзья, — поправила я.

— Ну, да. Тем более, друзья не позволят тебе выматываться в таком положении.

— Ладно. — Я уткнулась ему в плечо, перебирая пальцами шерсть у кошки между ушами. — Посмотрим.

— Тут и смотреть нечего, — заключил Никита, целуя меня в лоб.

Кошка урчала у меня на груди, потрескивал огонь в камине, меня обнимали руки Никиты. Ну что ж, Аврора… Хотела ты красиво уйти в бессмертие, да видно, придётся с этим погодить: есть ещё кое-какие земные дела.

А бессмертие? Оно моё в любом случае.

Наше.

И может, это нам удастся.

1 июля — 7 октября 2010 г.

советник босса итальянской мафии

Покойся с миром, дражайшая матушка (англ.)

Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis — «Вечный покой даруй им, Господи, и вечный свет пусть светит им» — начальные слова католической заупокойной мессы.

«Истина в вине» (лат.)

Покойся с миром, отец (англ.)

Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis — «Вечный покой даруй им, Господи, и вечный свет пусть светит им» — начальные слова католической заупокойной мессы.