Галина Ли - Своя дорога

От меня правду скрывать не стали по двум причинам: во-первых, дядя не смог принять меня до конца в роли сына, а во вторых… я прекрасно сам все помнил, начиная с момента рождения. Еще одна особенность моей нечеловеческой сущности, не самая необходимая, кстати, потому что точно предпочел забыть, как моя мать на следующий день после родов попыталась утопить младенца, /то есть меня/, в отхожем месте. Может именно поэтому мне все время кажется, что наша жизнь - сплошное дерьмо?

Сразу после покушения на убийство собственного сына девица Лирой сбежала из отеческого дома в неизвестном направлении, бросив ребенка на произвол судьбы, и больше им не интересовалась.

Долгое время я мечтал ее встретить, сначала для того, чтобы мама увидела, каким хорошим растет ее сын и полюбила меня.

Потом, когда уже вырос из детских штанишек, я хотел задать родительнице всего два вопроса: один - 'За что?!', и второй, как легко догадаться - 'Кто мой отец?!'. Причем с возрастом первый вопрос как-то потерял актуальность, зато во втором прибавилось восклицательных знаков. Только сдается, мамочка удрала, чтобы на него не отвечать.

Отец… скорее всего именно ему я и обязан своими странностями, с материнской стороны, вроде бы, страшные легенды ни за кем не тянулись. Да и с фамильных картин на меня взирали обычные, низкорослые, пухленькие предки, главным украшением которых всегда являлся увесистый кошелек и способность к коммерции, что немного странно для дворян.

Мать тоже не выбивалась из общего строя: кругленькая девушка с пышной грудью и мечтательными, томными как у коровы, глазами. Видно именно склонность грезить наяву и привела ее к такому плачевному финалу.

Я же вырос достаточно высоким, худощавым и гибким, как хлыст.

Волосы, черные, как у матери, глаза темно серые, кожа смуглая - это вероятно от отца. В общем, внешность, как внешность - не урод, но и не красавец. Выдающимися умственными способностями в детстве не блистал, занимался всегда спустя рукава, особенно если это касалось религиозных трактатов.

Энтузиазм вызывало только военное дело, коему я и предавался с великой радостью, благо у дяди имелась собственная дружина. Без нее жизнь в приграничье не стоила бы и ломаного гроша.

Так что к пятнадцати годам я не сильно отличался от остальных отпрысков нашего дворянства, пока судьба не занесла меня к вдовушке на сеновал.

Странную смерть женщины дяде удалось замять, а источник неприятности срочно услали жить в столицу, подальше от родного гнезда и его обитателей (у меня хватило ума рассказать правду).

Впрочем, надо оставаться справедливым - без средств к существованию не оставили, высылая с оказией ровно столько, чтобы наследник не оказался на улице и не сдох от голода, но за это я на дядю не в обиде. Такой резкий переход от домашней обеспеченной жизни к суровой действительности быстро убил во мне инфантильного лопуха и научил зарабатывать деньги.

Сначала я подрабатывал натурщиком, потом, после пары удачных поединков с сочинителями неудачных шуток в мой адрес, получил другое предложение.

Мне стали платить за уроки драки на мечах. Потом - как телохранителю важной персоны, а после одного небольшого происшествия, в котором я отразил нападение трех хорошо обученных убийц - за качественно исполненные личные поручения его величества. Судя по тому, как быстро поступило предложение сменить работу, засланные убийцы состояли на службе у короля.

К слову сказать, моего бывшего хозяина нашли мертвым через месяц после того, как я от него ушел. По-своему хозяина было жалко, хороший человек, правильный, чем, вероятно, и вызвал недовольство у моего следующего господина.

Как я уже говорил, Фирит V, не самый достойный представитель рода людского. Ну да мне с ним с одной тарелки не есть, переживу как-нибудь и его злобу, и его жадность, и его коварство. Главное - платит исправно, сполна, и на дела противоречащие чести не посылает. Чувствует, наверное, что могу спокойно плюнуть на золото и исчезнуть, так же быстро, как и появился.

В общем, если сделать из моей короткой жизни вывод - живу я неплохо. Многие позавидовали бы. Впрочем, нашлись бы и такие, кто пожалели - один как перст, никто не тревожится, не ждет, не любит.

Я понимаю, трудно питать нежные чувства к тому, кто сам себя ненавидит, так что, не претендую на чужую привязанность, да и моей никто похвастаться не может. Не человек - волк-одиночка.

Стоило мысленно помянуть серых охотников, как недалеко раздался заливистый вой, прервавший размышления. Стая вышла на ночную охоту.

Охота - это хорошо, если она идет не на тебя.

Я остановился, соображая, что делать дальше.

Бежать смысла не было, все равно звери быстрее, да и не по нутру мне такое решение. Придется сражаться, надо лишь девчонку пристроить в безопасное место. Только где же его найти в ночном лесу? На дерево не посадишь, мала еще, свалится. А вот под дерево…

Я огляделся по сторонам. В лесу полно деревьев, и среди них нашлась пушистая разлапистая елка. Ее колючие ветки опускались до самой земли, образуя укрытие. С тыла ель прикрывал колкий густой терновник.

То, что надо!

Я легонько потормошил девочку, она открыла глаза и уставилась на меня, часто моргая, как совенок.

- Надо спрятаться! - коротко приказал я и, осторожно отведя в сторону ветку, сунул ребенка в образовавшуюся щель.

Девочка оказалась на диво сообразительной - мышью юркнула вниз и сразу отползла в глубину. Мне даже показалось, что она старается не дышать.

Вот и умница!

Не успел я порадоваться разумности малышки, как на дорогу вылетело несколько крупных северных волков. Их светлые пушистые шкуры матово серебрились в свете двух лун.

В другое время, обязательно полюбовался бы на редкое зрелище, но сейчас красота животных меня не радовала.

Волки сделали несколько больших прыжков и остановились, вздыбив холки и низко наклонив широколобые головы.

- Отх-дай! - коротко пролаял вожак.

На мгновение я онемел.

Ну, чего угодно можно ждать от диких зверей, только не властного 'Отдай!'. А может это вовсе не волки?

Чтобы проверить свои догадки, я так же кротко поинтересовался, - Кого?

- Ди-тя!

Сложно передать человеческую речь неприспособленной для разговора звериной глоткой, но вожаку это удалось. Хотя, если уж говорить точно, оборотней сложно назвать животными. Они нежить, как и вампиры. И разговор с зубастыми тварями у меня такой же, как и с вампирами.

Я отвел в сторону свой меч, открываясь врагам, и с притворной добротой предложил, - Возьми!

Двигались оборотни быстро, гораздо быстрее, чем их лесные братья, но и я парень не промах. Когда вервольфы кинулись вперед всей сворой, успел шагнуть в сторону и располосовать шею вожака. Вой и рычание огласили ночную тишину, и другие, более мирные звуки, словно закрылись в ракушки - лес настороженно прислушивался, ожидая исхода драки.