Галина Ли - Своя дорога

Хозяин гостеприимного заведения управлялся с разношерстной публикой очень ловко, я сильно подозревал, что он не последний человек в 'придонном' мире нашей столицы, уж слишком спокойно в его заведении.

В свое время мне довелось, случайно, оказать трактирщику небольшую, но важную услугу, так что теперь мужик готов в свою очередь, поставить свое 'плечо помощи', хоть и не даром.

Я протиснулся, лавируя среди столов, к своему любимому углу, по счастью свободному, и сел. Разрумянившаяся от работы и мужского внимания служанка подскочила почти сразу, - Здравствуй, красавчик! Что желаешь?

- Вкусно и быстро, - приказал я девушке, добавив вполголоса, - Вино из особого заказа.

При последнем слове брови девушки на мгновение ласточкой взлетели вверх, но она тут же улыбнулась, убрала под чепчик кудрявую прядку, кивнула головой и убежала выполнять поручение.

Я прислонился спиной к стене. Теперь можно спокойно оглядеться.

Мой хвост устроился у самого выхода, умело делая вид, что он тут совершенно случайно. Если бы на него кто-то глянул со стороны, нипочем не обратил бы внимания. Неприметное лицо, простоватое, добродушное в меру, черты лица смазанные. Ну, такие, словно творец, его, создавая, все наметил, а вот конкретные четкие формы придать забыл. Смотришь на подобного человека - и взгляд мимо скользит, потому что зацепиться не за что.

Хороший шпион, только вот намерения, сияли над его головой яркими оранжевыми всполохами, выделяя из безликой толпы.

Мда, все- таки не все качества, доставшиеся по наследству от таинственного родителя, усложняли бытие, некоторые помогали выжить.

Снова мелькнула перед взглядом круговерть пышных юбок дочки трактирщика, и на стол, с глухим стуком, поставили большую тарелку мясного рагу и оловянную кружку. Я принюхался к ее содержимому.

Меня поняли правильно, в кружке плескалась чистая родниковая вода.

Я кинул девушке монетку и принялся за еду. Пустой желудок, наконец, получил свою порцию удовольствия.

Мясо мягкое и сочное, хорошо потушенное в красном соусе, овощи не разварены и в меру солены, а еще в рагу плавали тоненькие черные пластины восхитительно хрустящих древесных грибов, они придавали всему блюду пикантный островатый вкус.

И ничего, что еду пришлось запивать не молодым кисловатым винцом, а обычной водой, удовольствия меньше не стало. Будь 'Кабанья голова' чуть ближе к моему дому, я бы тут и завтракал и обедал и ужинал с удовольствием.

Наконец, я отвалился от тарелки с видом абсолютно сытого и довольного жизнью человека. Пора убираться. Через полчаса у Нового моста (которому, кстати, уже лет сто), меня будет ждать дрожащая от страха дворцовая прислуга.

Я поднялся, демонстративно почесал причинное место и пошел в сторону нужника: там уже околачивался 'двойник' - племянник все того же трактирщика.

Парень имел схожую фигуру и приблизительно тот же рост, так что, если его закутать в мой плащ и нацепить шляпу, и родной дядя обознается, сравнивая.

'Двойник' вернулся на мое место и продолжил трапезничать, приступив к поднесенному сладкому пирогу, а я, с сожалением бросив взгляд на сдобное творение поварихи, тихо вышел с заднего хода, где меня уже поджидал закрытый черный портшез.

Этот квартал часто посещали знатные господа, желающие вкусить животрепещущих ощущений от общения с простым народом. Порой от этого 'общения' сильно страдал их кошелек, здоровье и другое имущество, но дворян, словно за уши сюда тянуло.

Еще бы, лучшие бордели столицы с экзотическим 'товаром' со всех континентов собраны в районе 'Сладких грез'.

Чтобы как-то обезопасить свою жизнь 'золотая молодежь' приезжала в портшезах, в сопровождении десятка здоровенных лакеев. Именно столько сейчас столпилось вокруг моего.

Немножко золота, и пока хозяин млеет в объятьях гибкой раскосой уроженки далеких Аксайских степей, меня с удовольствием доставят к месту 'свидания'.

И пусть величество теперь утрется со своим шпионом!

Я прыгнул в резной ящик, украшенный золоченым гербом, задернул плотные занавески, откинулся на сиденье и постучал рукоятью клинка по стенке, давая сигнал к движению.

Придется выйти около городского рынка, там такая мешанина, что потерять можно не только человека, который этого страстно желает, но и того, кто изо всех сил цепляется за вас, стараясь не отстать. Оттуда до Нового моста и вовсе рукой подать.

Две нужные мне фигуры я отыскал взглядом сразу же, едва вступил на мост. Женщина жалась к каменной опоре, пытаясь изображать праздно гуляющую горожанку с ребенком.

Плохая из нее лицедейка.

Испуганный взгляд, с которым она озиралась по сторонам, выдавал с потрохами, привлекая ненужное внимание. Девочка, напротив, вела себя так, как положено обычному ребенку: пыталась просунуть голову между каменными балясинами моста, чтобы поглазеть на текущую внизу воду.

Я подошел к женщине и коротко кивнул. Глаза служанки были на мокром месте, и она с трудом сдерживалась, чтобы не зайтись в плаче.

- Кто он тебе?

И, зачем спрашивается, спросил? От этого вопроса глаза дамочки еще больше повлажнели.

- Племянник, сестра с деревни прислала, чтобы в люди выбился, - чуть слышно прошептала она.

Я кивнул, принимая объяснение.

Столица каждый год получала в свое бездонное чрево сотни малышей, подростков и взрослых, желающих 'выбиться в люди'. Кое-кому это удавалось, кое-кто до счастливого мига не доживал, основная масса становилась обычными неудачниками с пустыми душами, сожранными большим городом.

- Куда ты водила ребенка? - мой вопрос, заданный ледяным тоном, заставил женщину вздрогнуть и торопливо утереть набежавшую слезу.

- Она хотела по нужде.

Я полез за пояс, и служанка побледнела, как простыня. Не смотря на то, что вокруг сновало полно народа, она боялась меня до судорог.

Это хорошо, это давало ей шанс выжить.

Я достал кошелек, сунул его в руку женщине и сказал, - Забудь, что у тебя был племянник, а твои родственники должны забыть, что у них был сын. И этого ребенка ты тоже не видела. Все хорошо поняла?

Женщина дрожащей рукой сунула кошелек за пазуху и кивнула, не поднимая глаз.

- Хорошо, что поняла, потому что от сообразительности теперь зависит твоя жизнь. Если желание поговорить все же окажется сильнее страха, приготовься умереть прежде, чем с языка сорвется первое слово. И поверь, я тут буду не причем, - дал последний совет служанке, забрав из ее ладони маленькую ручку.

Женщина вздрогнула от прикосновения, развернулась и как тяжело больная, неровными шагами пошла прочь.

Я только покачал головой - если она не придет в себя в ближайшие полчаса и вернется в таком состоянии во дворец, ставлю десять золотых на то, что женщина не проживет и трех часов. Секретарь не оставит ей шанс, в отличие от меня.