Алена Даркина - Приют на свалке

Доктор Ойвин молча сел рядом на пластиковой табуретке. Бесцеремонно полез в рану рукой, затянутой в резиновую перчатку.

— Да что ж вы делаете, твою мать! — заорал, наконец, Марк…

Проснулся в холодном поту. Привычно тряхнул головой — кошмары майора мучили часто. Быстро поднялся, заправил постель. В очистителе подождал, пока прозрачная пена покроет тело, слегка размазал по себе, чтобы точно все отмылось, подождал, пока пена исчезнет, оставив на теле лишь приятный запах. Надел чистую форму, побрился электробритвой. После этого сел в кресло, вставил полученную вчера флешку с документами на детей в наладонник, просмотрел личные дела вновь прибывших.

Итак, как обычно — самая большая партия из Токио. Две девочки и три мальчика. Всем по одиннадцать лет. Это те, кто не прошел тест. Во всех городах семьям разрешалось иметь не больше четырех детей — после этого женщину стерилизовали. Такой семье давали четырехкомнатную квартиру на этажах с +28 по +58. Но немногие стремились добиться этой привилегии — детей надо кормить, платить за квартиру и коммунальные услуги, так что заработать достаточно еды для такой большой семьи могли далеко не все обитатели города. В большинстве семей воспитывалось только двое детей. Им полагалась двухкомнатная квартира, которая зачастую располагалась на этажах со знаком "минус", то есть под землей.

В городе Токио женщин обязывали рожать так много, как они могли. Чтобы не получилось перенаселения, в одиннадцать лет дети сдавали тест. Отдел статистики сообщал школам, какое количество детей можно оставить в городе. Те, кто сдал экзамены лучше всех, оставался с родителями, а те, кто не справился, выбрасывался на свалку, на съедение хищникам. Лишь в два последних года Левицкий забирал детей к себе — раньше он не мог прокормить всех желающих.

Из Москвы, как и сообщила вчера миссис Хиггинс, прислали трехлетнего дауна. Детей с умственными отклонениями тоже обычно скармливали хищникам — рты, которые не могут работать, городу не нужны. Марк брал их в приют при условии, что родители будут давать на их содержание ящик еды и ящик воды. Конечно, это в два раза превышало то, что мог съесть один ребенок, но он не собирался содержать больных детей бесплатно.

Из Парижа прибыли двое сирот — брат и сестра. Из Нью-Йорка тоже мальчишка сирота.

"А вот и Лондон. Очень интересно. Даже полицейские сводки прикрепили". Как он и предполагал — подъездная шпана. Грабили квартиры, пока взрослые работали на заводах, а дети учились в школе. На их счету более ста квартир. "Ничего себе!" — хмыкнул майор и продолжил чтение. Банду ловили почти месяц — мальчишки постоянно ускользали от преследователей, пользуясь шахтами лифтов и трубами вентиляции. Но самое главное — в ходе облавы погибло четыре полицейских. Трое из них убиты заточками, одного столкнули в шахту лифта. "Значит, их поведение вчера ночью не бравада и не блеф… Ничего и не таких обламывали". Не в первый раз к Марку попадали дети из подъездных банд. Некоторым он уже дал звание старшего лейтенанта, как Эрику, например. Судя по всему, банду едва поймали, тут же переправили в приют, даже переночевать в участке не дали. Разве что досье на каждого преступника составили. "Странно это все", — заметил Левицкий и стал читать дальше.

Кожевой Виктор, он же Лифтер, главарь банды. Марк сразу узнал эти наглые глаза. Двенадцать лет, осиротел в восемь лет, с девяти лет скитается по подъездам. "Где же он жил целый год?" — заинтересовался Левицкий. Пометка — особо опасен. "Это я уже и сам понял. Интересно, откуда он получил это прозвище. Из семьи лифтеров в подъезд попал?" Невысокий мальчишка, с острым носом, подбородком и колючим взглядом исподлобья. Даже на фотографии застыла злая усмешка. Кажется, он запоминает твое лицо, чтобы не спутать с кем-то другим, когда будет резать в подъезде.

Химено Блас Серхио, он же Испанец. Двенадцать лет. Осиротел в пять лет, с этого времени скитается по подъезду. Предан главарю. Особо опасен. На Левицкого смотрели наглые карие глаза с оттопыренными ушами. Кроме ушей и глаз ничего и не запомнишь.

Хачатурян Нарэк, он же Ара. Четырнадцать лет. "Странно, что он не стал главарем, он ведь старше". Осиротел в семь лет, с этого времени скитается по подъезду. Опасен. На фотографии смуглый красавчик, густые темные волосы, живые черные глаза, в общем, похож на всех армянских детей, которых когда-либо видел Марк.

Шафт Моисей, он же Мося. Тринадцать лет. Осиротел в шесть лет, с этого времени скитается по подъезду. Опасен. Красивые вьющиеся волосы и белозубая улыбка, которую не портят даже чуть криво растущие зубы.

Зорич Миховил, он же Малек. Одиннадцать лет. Его наверняка прозвали так из-за возраста. Осиротел в девять лет, с этого времени скитается по подъезду. Глаза чуть на выкате, светлые волосы. С первого взгляда заметно, что трусоват, готов прогнуться под кого угодно, чтобы выжить.

Согласно полицейским разработкам банда существовала около года. Объединил всех Кожевой. Раньше пацаны как все беспризорники занимались попрошайничеством. Не реже чем раз в два месяца полицейские устраивали облавы, чтобы выловить сирот и вышвырнуть их на свалку. Некоторые горожане жалели детей и подкармливали их, как могли: они знали, что подобная судьба может постигнуть и их собственных детей.

Марк запомнил имена и лица. Кажется, личные дела разместили по степени опасности. Можно предположить, что первым рядовым приюта станет Малек. Ара с Лифтером скорей всего соперничают, а значит, один из них тоже в ближайшее время станет рядовым, но лишь для того, чтобы сбежать. Как поступят остальные? Тоже вольются в приют, но после трех-четырех дней голодовки. Тех, кто попадал в карцер, майор не кормил.

Все взвесив, он начал утренний обход. До пятиминутки оставалось еще около часа. Он решил, что сначала как обычно обойдет приют, а потом вместе с Эриком посетит карцер.

В утренних сумерках приют выглядел мрачно. Впрочем, как всегда. Они поставили цель выжить и для этого экономили на всем. Краска на стенах давно облупилась, штукатурка с потолка слезла. Наверно, единственное привлекательное место в их шестиэтажном убежище — это комнаты семейных лейтенантов на пятом этаже. Их молодые жены старались хоть как-то создать уют. Спускаясь по лестнице, майор услышал, что лейтенанты уже просыпались — они вставали чуть позже, чем он.

На четвертом этаже еще тихо. Старушки воспитательницы отсыпаются после ночного кошмара. Но даже если они и встали, то одеваются, не издавая ни звука, как уборщица в пентхаусе мэра. На пятиминутку ни одна не опоздает, придут раньше лейтенантов. Воспитатели — это его самый ответственный контингент, с ним проблем не возникало. Почти.