Саймон Браун - Сын соперника

Второй бокал вина неожиданно подпрыгнул и повис в воздухе. Паймер поднял глаза, чтобы рассмотреть своего гостя. В душе герцог ликовал, но внешне позволил радости проявиться лишь в виде тонкой улыбки.

— Тебя давно не было.

— Добрый вечер, ваша светлость, — произнес Идальго Акскевлерен.

— Я беспокоился.

— А я вернулся — и все снова будет в порядке, мой господин.

Вскоре после рассвета лодка незаметно причалила к берегу, заросшему тростником и покрытому склонившимися к воде деревьями, названия которых Квенион Акскевлерен не знала. Двое местных проводников, дружно работавших веслами уже третью ночь подряд после побега из разрушенного Кидана, подогнали лодку к деревьям и привязали ее к одному из белых стволов, чтобы челнок не унесло течением. Затем они набросали в лодку побольше тростника, стараясь замаскировать суденышко. Теперь его нельзя было увидеть ни с берега, ни с воды.

Младший из гребцов, Велопай, отправился на поиски еды, а другой, Адалла, остался охранять лодку, хотя Квенион была уверена, что единственной его целью было не позволить путникам скрыться, не заплатив проводникам. Ни одному из них не пришло в голову, что Квенион не сможет в одиночку справиться с лодкой, а ее подопечный, ее господин, Намойя Кевлерен, не в состоянии помочь даже самому себе, не говоря уже об Избранной.

Намойя находился без сознания почти постоянно, изредка приходя в себя от боли, вызванной полученными ранениями. Держа его за руку и повторяя снова и снова, что он полностью поправится, несмотря на ужасные ожоги на лице и шее, Квенион заставляла поверить в это и саму себя. Она была убеждена: глаза хозяина настолько сильно обожжены, что зрение к нему не вернется. Голова Намойи до того почернела и распухла, что, даже если Кевлерену и доведется выжить, до конца дней своих он будет похож на ходячий труп.

Небольшим утешением являлось лишь то, что в качестве средства передвижения они избрали лодку, а не сухопутный транспорт. В лодке было не так тягостно путешествовать, к тому же под рукой постоянно имелась чистая прохладная питьевая вода, которой Квенион промывала ожоги Намойи, облегчая его страдания.

На третий день пути состояние Кевлерена начало улучшаться. Жар потихоньку спал, дыхание стало ровнее, и беспамятство перешло в глубокий, но все еще беспокойный сон.

Квенион отправилась прогуляться по берегу, чтобы размять затекшие ноги. Она не отходила далеко на случай, если Намойя позовет ее или появится погоня.

Вернувшись, девушка устроилась в лодке поудобнее и положила окровавленную голову Намойи себе на колени. Пригревшись на утреннем солнышке, она задремала.

Голова Квенион сильно запрокинулась назад, что и заставило ее резко проснуться. Руки покрылись гусиной кожей, от холода тяжело дышалось. Адалла с удивлением посмотрел на девушку, затем с трудом вдохнул морозный воздух. Он резко мотнул головой, словно облачко промерзшего воздуха было живым и могло навредить ему.

В следующий миг Квенион заметила, что все в округе стихло. Она бросила взгляд на реку — с севера подул легкий ветерок. Казалось, все подернулось легкой дымкой; солнце словно скрылось в тумане, однако время года было слишком неподходящим для таких погодных аномалий. Девушка поморгала, думая, что у нее что-то с глазами, но туман не рассеялся. Солнце перестало отражаться в реке. Складывалось впечатление, что вода стала прозрачней, позволяя Квенион разглядеть подводную живность. Девушка увидела большую красную рыбину, лениво шевелившую золотистыми плавниками, заросли зеленых водорослей, водяных пауков, тащивших пузырьки воздуха, раков, охотившихся за улитками и червями…

Намойя застонал. Но его Избранная, отвлекшись, поначалу даже не поняла, что он тихо шепчет. К реальности ее возвратило резкое движение проводника.

Намойя снова забормотал что-то непонятное. Квенион позвала:

— Мой господин?…

Тут случились две необъяснимые вещи. Сначала девушка со страхом увидела, как кожа на голове хозяина натянулась, и ужасный отек спал, словно сдулся. Проводник качнулся в сторону, выбросив перед собой руку.

Не задумываясь, Квенион наступила на огнестрел, лежавший на дне лодки. Адалла замер. Его взгляд метнулся от Намойи к девушке. Дрожащим голосом он проговорил:

— Вы сами дали мне оружие. Оно мое…

— Однажды выстрелив, оно не может быть использовано вновь, — невозмутимо ответила она на том наречии, которое годами использовалось жителями ривальдийской колонии Сайенна для общения с местным населением. — Его высочество ничем тебе не угрожает.

Девушка убрала ногу, чтобы туземец мог забрать огнестрел. Адалла почти сделал это, но внезапно его охватил приступ удушья: проводник упал. Металлическая подставка для шара засияла голубым.

— Он пользуется магией!.. — вскрикнул Адалла, указав на Намойю.

— Он Обладает, — отозвалась Квенион. — Но только для того, чтобы излечить себя.

Тут бормотание Намойи усилилось. Девушка нагнулась осмотреть его раны, но оказалось, что исчез только отек. Ожоги выглядели так же страшно, как и ранее. Она надеялась, что его глаза…

— Он закончил? — спросил Адалла.

— Он больше не использует Сефид, — последовал ответ.

— Чем ему пришлось пожертвовать?…

Ком застрял у Квенион в горле. Действительно, чем пожертвовал Намойя, чтобы Обладать сейчас? Жертва — единственный путь к Обладанию Сефидом, причем жертва, совершенная одним из Кевлеренов. Как Намойя мог чем-либо пожертвовать в теперешнем своем состоянии?…

— Он использовал помощь демонов, — произнес Адалла.

— Демонов не существует, — презрительно фыркнула Квенион. — Есть только Сефид.

Они замолчали. Девушка попыталась справиться с собственной растерянностью. Она видела много раз, как Намойя приносил жертву: это всегда было нечто незначительное — например, миленькие кошечки из его зверинца. Жертва требовала крови и чувства утраты, горя и слов… На сей раз были только слова, да и те еле слышные. Случилось нечто, выходившее за рамки ее понимания.

Огнестрел перестал светиться, и туземец без промедления поднял его. Боясь обжечься, он был крайне осторожен с оружием. Еще раз бросив взгляд на Намойю, мужчина не наставил на него оружие и не взвел курок.

В глубины Бушующего моря не проникает солнечный свет; там нет практически никакой жизни. Мощное течение, идущее с востока на запад, лишь слегка колыхало мутную поверхность. Длинные черные слепые существа, извиваясь, проплывали под течением, поднимая в поисках пищи клешнями и щупальцами со дна ил и грязь. Если им везло, то уловом становилась туша большого морского животного или рыба, на которую они набрасывались, как мухи на свежую рану, набивая рты протухшей плотью, извиваясь и корчась, растаскивая добычу на куски. В таких случаях останки кита или акулы в мгновение ока превращались в обглоданный скелет.