Ярослава Кузнецова - Химеры

– У меня – почетная гвардия, у моего сына, Вито – его сверстники, тоже из бывших цветных семей...

– Заложники.

– Да, это так. Однако, сам понимаешь...

– Дролери – лучшие телохранители.

– Точно.

– Это вызывает трения.

– Не без того.

Герейн зашагал по комнате – сапоги блестели – потом расстегнул крючки на вороте, помотал головой.

– Фуф. Сегодняшнее празднество было похоже на мясорубку. Политические последствия будут ужасны. Но тем не менее, я рад видеть тебя... – он запнулся.

– "Я рад видеть тебя, о мой немертвый предок?" – предположил Анарен.

За темными стеклами бесшумно расцветали всплески салюта – стекла, похоже, тоже были непростые.

– А ты немертвый? – во взгляде сереброволосого короля зажегся интерес. – В семейной хронике говорится, что ты пропал без вести после битвы под Маргерией.

– После битвы под Маргерией я жил еще десять лет, – ответил Анарен. – Прятался. После...того, как умерла Летта, мне было все равно.

Герейн смотрел внимательно, не отводя взгляда. Серебряная амальгама дробилась и умножалась, как коридор зеркал, серебро в серебре.

Бесконечная череда королей, не люди и не дролери, нечто среднее... потомки, отпрыски Лавена-странника, хотел ли он для своих детей такой судьбы.

Может и хотел.

– Меня убил король-Ворон. В поединке. Разрубил мне плечо, ключицу и грудную кость. Я неделю лежал в какой-то дыре, подыхал и никак не мог подохнуть окончательно. Лавенги живучи, значешь ли. Я ждал, может придет моя фюльгья... но пришел этот... наймарэ по имени Полночь, посланник Холодного Господина. Предложил стать одним из Ножей. И сказал, что у меня есть сын. Я...не знал, что ребенок выжил. Анарен Эрао Лавенг.

– Ничего этого нет в учебниках. И в летописях тоже. Кроме деяний Эрао Северянина, конечно.

– Неудивительно.

– У Алисана фюльгья – оленья кошка, – сказал Герейн, чуть помедлив.

– Вот как.

– Да.

– Когда это произошло? На войне?

– Нет, он... с самого начала. Во время родов что-то пошло не так.

– Жаль я не встретил его. Хотелось бы посмотреть на вас обоих. Помню, как я ломился в монастырь, в котором вас прятали. Жаль, что ничем не смог помочь. Пушечное ядро помешало. Не пережил столкновения с новыми технологиями. Иногда думаю – вот проклятая судьба – вечно опаздывать. Верно, со мной такое потому, что я отступил тогда, под Маргерией... бросил все.

– Жаль и мне. Монастырь я помню плохо – только вспоминаю, как горела башня. Дролери забрали нас прямо оттуда, тетка моя взмолилась Госпоже Дорог. А ты... помнишь все эти семьсот лет?

– Нет, я... не часто возвращаюсь. Три раза было. В остальное время – как в дурном сне, обрывки какие-то бессмысленные. В первый раз я вернулся во время нашествия Драконенка. Мой сын, Эрао, вел войска на юг, в решающую битву. Отец признал его, сделал военачальником. А я... я оказался на противоположной стороне. Осознал себя аккурат посреди драконидского войска. Сын... ради него я и стал Ножом, выторговал взамен на службу Холодному Господину охрану и опеку для него. Да, он и так бы, наверное, справился... он был храбрым мальчиком. Я тогда не нашел ничего лучше, чем попасть под стрелу в первой же битве. Потом темнота... очнулся за пару лет до резни, бродил по Дару, приглядывался, пытался понять – зачем я здесь. Говорят, что если выполнишь то, что хочет от тебя Холодный Господин, то умрешь по настоящему, насовсем. Он заберет свой нож обратно. Так и не понял – началась смута, я быстро сообразил, что к чему, пытался спасти вас, – он смотрел и смотрел в серебряную амальгаму, в сияющие холодные радужки – Вот только...

– Анарен. Твое высочество... – Герейн нахмурился. – Не знаю, чего хочет Холодный Господин, но мы с Сэнни – вот они, живы, здоровы, возвращаем Дар в прежние границы. И в немалой части благодаря тогдашнему твоему предупреждению.

– Не стыдишься ли ты полуночного предка?

– Нет. В первую очередь ты – Лавенг. Я... пожалуй рад. А теперь ты понял, для чего вернулся?

– Кто знает? Я давно в Катандеране, несколько месяцев. Пока прижился... Пытался в кои веки осознать, что натворил тогда, семь сотен лет тому назад. Вот, даже спектакль заказал. В Королевском театре. Глупо, конечно. Древний замшелый Лавенг занимается самокопанием с помощью наемных актеров. Знаешь, я ведь с тех пор ни одного стихотворения не написал. Как отрезало. Нож, что ли, мешает. Думал, может для спектакля напишу последнее. Самое главное. И – ничего. Слова... не складываются. Наверное, живые мертвецы не пишут стихов.

Салют за высоким окном вспыхивал и вспыхивал – безвучно и ярко, рассыпая цветные рефлексы на сияющем серебре. Лицо Герейна оставалось в тени, на самом деле не так уж много света давали эти длинные, слабо гудящие лампы – тоже, наверное, дролерийская выдумка.

– Я тоже не пишу стихов, – сказал потомок. – Подумаешь. Не в стихах счастье. Счастье в единстве границ и охраняемом воздушном пространстве. Вот еще пришлось у всех лордов земли и производства конфисковать, а то они за триста лет бех королей основательно позабыли, что владения им дают Лавенги за службу. Драка была – как на псарне. А насчет стихов я не силен.

– Ты вот что, король Герейн, – Анарен побарабанил пальцами по колену. – С воздушным пространством я готов помочь. Дай мне... что тут у вас есть? Оружие, которое стреляет далеко. Рыцарское.

– Истребитель?

– Не так уж сразу... Что-то менее убойное. Но чтобы можно было попадать далеко и с большой точностью.

Герейн подошел к стене, снял с нее длинноствольное оружие, на дролерийский манер некрасиво обмотанное крашеным бинтом.

– Самозарядная винтовка Араньена. Подойдет? Сейчас патроны достану.

Он принял оружие, попробовал приложить к плечу. Молодой король ковырялся в большом железном ящике, переставлял какие-то коробки.

Винтовка приятной тяжестью лежала в руках и еле уловимо пахла смертью.

– Нашел. Вот, калибр семь шестьдесят два, оптику дролери собирали, не промахнешься. Сейчас все покажу и еще бинокль дам. А тебе зачем?

– Так, – сказал Анарен. – В целях безопасности воздушного пространства. Слушай меня внимательно, потомок, сейчас я расскажу тебе нечто довольно важное, а ты сделай какие-нибудь выводы.

* * *

Рамиро сунул руку под засыпавшие лицо белые волосы и пощупал под челюстью.

Рядом кто-то из зевак мял пальцами запястье Десире.

– Что у тебя? Есть?

Рамиро покачал головой и поднялся. Сосед сунулся на его место, откинул волосы с лица девушки. Правой щекой она прижалась к асфальту, левый глаз стелянно смотрел на рамиров ботинок. Из ноздрей тянулась черная струйка и пряталась под щекой.

Как же ты так, девочка. Как же ты...

Лара!

Рамиро даже зажмурился на мгновение. Лара... Ларе надо позвонить, и...