Дзиньштейн - Ещё один человек

И у меня, кажется, начались галлюцинации. До боли знакомый голос, яростные, упрямые матюги… Как во сне, или это уже все, крыша, ау…? Нет, я не сплю, и не брежу, я все помню, и все понимаю, но и спутать это я не смогу

— …Ах ты ж гребанная тварь, проститутка блять, т-твоюмать…

А вот что было потом, я помню плохо. То есть, вообще практически связно — не помню. Пустые магазины я, кажется, просто ронял под ноги, только успевая выдирать полные, обламывая ногти. Помню оскаленную рожу одного из этих хищников-собачек. Он пытался доползти до меня на передних лапах, с перебитым позвоночником. Потом помню второго, который был сначала где-то в стороне, и не попал сразу под раздачу — он натурально шипел с крыши какого-то диковинного броневика, стоявшего посреди узенького проезда. Потом эту тварь стало рвать пулями откуда-то сзади, он обернулся — и я, вскинув автомат, всадил ему тройку в башку. И потом еще добавил. Кажется, я все это время что-то орал. И не только я. А потом настала тишина, со звоном.

И мы увидели друг друга.

… …И вот теперь мы точно знаем — ничто в этом мире не разлучит нас надолго. Даже сама Смерть.

…Много-много дней спустя…

УАЗик бодро катил по припорошенному свежим снежком шоссе. Зубастые покрышки печатали ленты белых шоколадных плиток. Брезентовый верх откинут. Так свежее. С утра мороза не было, всего около минус пяти. А машина новая, со склада, выдали в компенсацию — и то ладно… но в ней такие резкие запахи. Приятно пахнет бензином и кожезаменителем и отвратительно нагретым маслом и краской. Нет, уж лучше так… По обе стороны от трассы вырублены деревья на полсотни метров, видна спираль проволоки. Да, конечно ездить в одиночку и еще и на открытой машине не самое безопасное… но… Рука мимоходом касается любимого сто четвертого — патрон в стволе, предохранитель снят… Не страшно! Да и кого боятся? Бандиты в этом крае кончились очень быстро, а все остальное… После Хеллоуина было много нападений на трассе, усиливали блок-посты, ходили патрули и передвигались только колоннами — еще и через месяц последние не замерзшие хищники атаковали, пытаясь урвать столь необходимое и им питание… Многие рвались, такое впечатление, потеряв свой мертвый разум, прямо по целине, путаясь в колючей проволоке и заграждениях, прямо на пули. Но уже второй месяц стояли морозы — все мертвое застыло и работы у чистильщиков было невпроворот. Забросили даже мародерку, кроме необходимого прямо сейчас — все старательно, до первых оттепелей, уменьшали численность некрофауны. Жаль, поучаствовать в этом в ближайшее время не получится. Есть дело поважнее.

Вот и Лисий Нос — знакомый лейтенант-башкир на башне бронемашины улыбается в тридцать три зуба и машет рукавицей — Проезжай! Знают, не в первой, а проверять нечего — машина пустая, только сумка с вещами. По дамбе, еще один блок, тут проверили и пластик личного удостоверения, и машину посмотрели, ну, и правильно… Да, в госпиталь… Ну и что ты скалишься? Я тебе тоже улыбнусь, я умею.

Мимо Отстойника и Базара. Так… ага, вот тут можно запарковаться. Стекло на капот, тентом накинуть…

…— Итак, давайте оформим бумажки — и прошу. Фамилия, имя?

— Вот, возьмите пластик, спишите.

— Ага, спасибо. Из Кронштадта?

— Нет.

— Родные?

— Нет.

— …Ясно… Отец?

— Нет.

— Неизвестно?

— Известно.

— …Извините… Давно?

— Два месяца назад.

— Хеллоуин? Морф?

— Эстонская. Ивангород.

— Аааа… Ясно. Бронегруппа? Их у нас собирали спешно, помню..

— Десант. Добровольцем вписался. Их вертолетом кинули, сгрузили припасов и гранатометов — и все. Четыре часа держались, никто не выжил. Но задержали эстов, до ЛАЭС дойти не успели они, как раз бронегруппы подошли и раскатали.

— Да, знаем, слышали… земля пухом… ну, пойдемте. Так, автомат придется сдать, правила…

— …Ну… конечно… а…

— Нет, нет, что вы! Приказ от июня действует! Так что — обязательное ношение — потому револьвер оставьте, и проверьте, что заряжен.

— Всегда. У нас на кордоне без всяких штрафов обошлись, по-другому никак и невозможно.

— Отлично!

…Очень это странное помещение, если посмотреть разумно. Вроде и все привычно, но на окнах мощные решетки и стекла выглядят несколько необычно…

И люди не очень обычные. На врачей похожи. Но только какие-то… Вот пожилая седая женщина, а глаза у нее какие-то глубокие, яркие. А вот помошник ее — молодой паренек. Только глаза такие, какие бывают у стариков-долгожителей. Тускло-выцветшие, как небо в летний полдень. И кисти у него нет, правой. Вместо нее — обтянутый перчаткой зажим.

Но левой он управляется неплохо. Вот вытащил небольшой пистолет, и одной рукой зарядил, загнал патрон в ствол. Странные какие-то врачи. Вон у тетушки тоже под халатом похоже кобура. Все тут странное какое-то. Это правда, если только смотреть разумно, по старому. По-новому — все вполне правильно.

— Ну, что? Начинаем — Говорит тетушка, и паренек кивает.

Что ж, начинаем…

…Когда это случилось, он даже не успел приготовиться. Старая жизнь оборвалась как-то внезапно… А ведь все было так хорошо! Так мирно и уютно! Даже последние беды прошли и Она успокоилась… Опять наступила гармония и счастье… И Она пережив горе, с каждым днем все больше радовалась, все больше и больше любила его… И вдруг… Все оборвалось. Несколько часов мучительного сопротивления, неумолимого приближения конца…

И вдруг… вдруг… когда уже все надежды ушли… произошло…

ЭТО.

Он не умер.

Это оказалось совсем не смертью. Он открыл глаза… А это кто? Нет, я их не знаю… хотя… нет. Знаю. Вот Она. Как все ярко, неприятно-раздражающе… и так… увлекательно и интересно! Тут что-то ударило сзади, причинив совершенно непередаваемую боль и обиду. И от возмущения, а заодно от удивления и от радости, он набрал полные легкие такого обжигающе-непривычного еще воздуха, и громко закричал…

— Ну, вот — паренек с глазами старика улыбнулся — Еще один. День прошел не зря.

— Да — ответила ему пожилая женщина с молодыми глазами — не зря. Еще один.

Она помолчала, глядя сквозь зарешеченное окно на оранжево-сизую полоску раннего зимнего заката, и чуть слышно прошептала:

— Еще один человек.