Эдит Несбит - Пятеро детей и Оно

Взмыв с добытой провизией на колокольню, они расстелили поверх свинцовой крыши кухонную бумагу, которую Сирил нашел на полке в «краю изобилия», и Антея по этому поводу не преминула заметить:

– По-моему, это совсем не необходимо для поддержания жизни.

– А вот очень ты ошибаешься, – немедленно возразил ей Сирил. – Эта бумага нам совершенно необходима. Я слышал, как папа недавно сказал, что можно серьезнейше заболеть от мелкокробов в дождевой воде. А на крыше наверняка бывает полно дождевой воды. Она, конечно, сейчас уже высохла, но мелкокробы остались, и если бы мы стали есть прямо на них, запросто умерли бы от скарлатины.

– А что такое мелкокробы? – уставились на него остальные.

– Это ужасно маленькие дрыгающиеся штучки, которые можно увидеть только сквозь микроскоп, – с видом ученого мужа принялся объяснять им он. – И от них заражаются всеми заболеваниями, какие только есть в мире. Поэтому кухонная бумага нам сейчас так же необходима, как мясо, хлеб и вода. Ну, приступаем. Друзья мои, как же я голоден.

Не стану тратить чересчур много времени на описание их пикника. Вы и сами прекрасно его себе представляете. И, разумеется, вам известно, какая требуется сноровка, чтобы нарезать язык и цыпленка затупившимся перочинным ножиком всего с одним лезвием, да и то наполовину обломанным. Вы, наверное, худо-бедно с этим справлялись, и они тоже справились. Вам также не внове, что есть руками – дело, может быть, и приятное, но ужасно грязное, а тарелки, сварганенные из кухонной бумаги, необычайно быстро промасливаются, приобретая весьма мерзопакостный вид. Но одного даже вы представить себе не сможете. Это как поступает с вами сифон, когда он до краев наполнен, а вы попытаетесь выпить воду прямо из его носика. Воображение здесь, сколько ни напрягайте его, бессильно. Такое можно познать лишь на опыте. Попробуйте сами, если, конечно, кто-то из взрослых окажется столь наивен, что предоставит вам право пользоваться бесконтрольно сифоном. Чистый эксперимент у вас выйдет при соблюдении двух условий. Носик сифона нужно засунуть в рот, а потом резко и сильно нажать на клапан. Постарайтесь при этом остаться одни и лучше всего – на улице.

Но в каких бы условиях вы ни ели, язык, курица и свежий хлеб остаются удивительно вкусными, содовая вода, обильно полившая вас, тоже приятна в столь знойный летний денек, а если вы к тому же изрядно голодны, то попросту с удовольствием уплетаете все за обе щеки. Именно это и делали дети на колокольне и, расправившись с трапезой, ощутили себя абсолютно сытыми и довольными жизнью. Ибо, как я уже говорила, язык, курица и свежий пшеничный хлеб – удивительно вкусные вещи.

Здесь я позволю себе подчеркнуть деталь, которую вы, верно, сами не раз подмечали. Если время обеда по какой-то причине затягивается и вам уже невтерпеж ожидание, то съедаете вы потом гораздо больше обычного, после чего, особенно если есть вам пришлось под жарким солнцем на крыше колокольни или в каких-то иных, но похожих условиях, вас до странного настоятельно начинает клонить ко сну. Антея, Джейн, Сирил и Роберт не сильно от вас отличаются в этом смысле. Съев все, позаимствованное в кладовой дорогого уважаемого преподобного священника, и исчерпав до последней капли воду в его сифоне, они почти сразу же ощутили приступ дремоты, и больше других – Антея, которая поднялась сегодня в столь ранний час.

Поначалу они еще переглядывались, затем один за другим начали отпадать от беседы, и не успело минуть еще и четверти часа после обеда, как вся компания, свернувшись клубочками и укрывшись большими мягкими крыльями, крепко заснула. Солнце медленно садилось на западе. (Я просто вынуждена уточнить, что оно садилось именно на западе, ибо сей непреложный факт упорно подчеркивают авторы большинства известных мне книг, опасаясь, по-видимому, как бы кому-нибудь из рассеянных читателей не померещилось, что оно садилось на востоке. На самом-то деле, если хотите уж знать мое мнение, оно садится и не совсем на западе, но все же, пожалуй, ближе к нему, чем к какой-то другой из оставшихся сторон света.)

Итак, повторяю: солнце медленно садилось на западе или, пожалуй, ближе к нему, чем к какой-то другой из оставшихся сторон света. Дети же спали на крыше в теплой неге, потому что такие крылья, как предоставил им Саммиад, уютнее даже самых качественных пуховых одеял. Колокольня уже начала отбрасывать тень. Она делалась все длиннее и гуще, пока целиком не накрыла церковный двор и дом дорогого уважаемого преподобного священника и простиравшиеся за ним поля. А потом солнце и вовсе ушло, и с ним исчезли и тень, и крылья у по-прежнему безмятежно спавших детей.

Сумерки в летний погожий день прекрасны и поэтичны, однако приносят с собой прохладу. И если застали вас спящими, а теплые крылья, которыми вы до этого укрывались… Да что мне особенно это расписывать вам. Сами ведь, сколь бы крепко ни спали, немедленно пробудитесь, стоит сестре или брату, которые поднялись раньше, стянуть с вас одеяло. Вот и наша компания проснулась совершенно продрогшей. Без крыльев. На крыше колокольни. С синеющим в сумерках небом над головой, на котором все ярче разгорались звезды. Во многих милях от дома. С тремя шиллингами и тремя полупенсовиками в карманах. И с аргументом насчет продуктов, необходимых для поддержания жизненных сил, – на случай, если их кто-то застукает с пустым сифоном и потребует объяснений.

Дети переглянулись. Сирил взял в руки сифон.

– Самое время избавиться от этой проклятой штуковины. Спустимся и поставим ее у двери священника. Сейчас ведь уже достаточно темно, чтобы нас никто не заметил. Во всяком случае, мне так кажется. Вот и пошли.

На одном из углов колокольни чуть выступала вверх башенка с дверью. Вы бы, увидев ее, моментально поинтересовались, что за ней прячется, однако Антея, Джейн, Сирил и Роберт даже заметили ее только сейчас. Ведь если у вас есть крылья и вам открыт для обследования хоть весь небосклон, вы не станете обращать внимание на какую-то жалкую дверь.

Теперь они повернулись к ней.

– Разумеется, она ведет вниз, – уверенно произнес Сирил.

И он не ошибся. Только вот дверь оказалась заперта изнутри.

А тьма вокруг все сгущалась. И от дома их отделяло огромное расстояние. А в довершение к прочему при них был сифон из-под содовой воды.

Оставлю втайне от вас, заплакал ли кто-то из них, и если так, то кто именно из них плакал и сколько времени. Вы вполне сами способны себе представить, что почувствовали бы на их месте.

Плакал кто-то из них или нет, но, скажем так, на какое-то время всех четверых посетило острое чувство утраты веры в счастливый исход. Наконец Антея, чуть успокоившись, убрала в карман носовой платок, обняла крепко Джейн и сказала: