Александр Прозоров - Последняя битва

— Так заметно? — удивился Андрей.

— Еще бы, — потянулся за пряженцем бородач. — Лицо, вон, обветренное все и загорелое, руки крепкие, взгляд твердый. Сразу видать, не молитвами хлеб свой зарабатываешь, и не грамоты земельные в светелке строчишь. Из колец токмо обручальное носишь, браслетов и цепей золотых нет. Стало быть, не боярин знатный. Но рубаха на тебе и пояс ценою в корову. На службе боярской таких одежд не скопишь. Стало быть, из нашего племени человек, гость торговый.

— Ну, то, что не боярин, это ты прав, — с усмешкой подтвердил знатоку дедуктивного метода Зверев.

— Вот скажи, добрый человек, далеко ли тебе плавать приходилось? — продолжил расспросы купец.

— Коли на запад, то округ шведов раза три ходил, — прищурившись, припомнил Андрей, — на юг же до самой Кафы доплывать приходилось.

— Ответь честно, добрый человек, прибыток где получить проще, возле дома своего промышляя али в дальних землях, в портах иноземных?

— Чего тут думать — конечно, в иноземных городах промышлять доходнее, — охотно подтвердил Зверев, вспоминая, как славно разграбил с казаками все ту же османскую Кафу несколько лет назад. Кивнул подскочившему служке: — Меда хмельного принеси. Но токмо не вареного, а выстоянного, липового.

— Вот и я говорю, нужно в Сантандер отправляться, — повернулся купец к своему более молодому собеседнику. — За один поход втрое получим супротив вологодского торга!

— Что за Сантандер такой? — полюбопытствовал князь.

— Торг такой, сказывают, в Гышпании, — ответил купец. — Вроде как мы о товариществе с гостем оттуда сговорились. Но для прибытку хорошего надобно самим туда сходить, а не на честность немца Фуертоса надеяться.

— Фуертос — это гышпанец? — не веря своим ушам, уточнил Андрей.

— Ну да. Товаром мы тут обменялись удачно. За сделку хорошую пир затеяли, да вроде как и сговорились складами пользоваться по-товарищески, да и причалы свои давать безвозмездно, и ночлег заимообразно тоже. Но зато и прибытком делиться в две сороковки, и товар во первую руку товарищу предлагать, — похвастался купец. — Вот и решаем с братом, снаряжать ладью в незнакомое море али на гышпанскую честь надеяться, а торг токмо здесь держать.

— Попутчиков до Сантандера возьмете?

Купцы переглянулись:

— Что за попутчики? Откель возьмутся?

— Четыре души, четыре рубля, — с ходу предложил Зверев.

— Да мы вроде пока и не решили, — покачал головой старший из братьев.

— Шесть рублей, два в задаток, — невозмутимо поднял ставку князь. Не воспользоваться столь удачно подвернувшимся попутным судном было бы глупо. Скакать в далекую страну посуху выйдет куда как накладнее и опасней, чем идти морем. А корабли от здешних причалов ныне отправляются в такую даль не часто.

— Мы еще и товар не собрали… — задумчиво произнес младший купец.

— Шесть рублей за дорогу, два в задаток, и мой товар я через вас весь сбыть обязуюсь, — еще чуток подзадорил братьев князь. — У меня там одного соболя пять сороков. Да горностай, да рысь.

— Эка ты вдруг заторопился, мил человек, — мотнул головой старший. — Дай хоть поразмыслить маленько. Товар наличный счесть, судно наше проверить.

— Думайте, — согласился Зверев и, словно в задумчивости, снял с ворота купца упавший волос. — Но не затягивайте. Коли мне другая оказия подвернется, я медлить не стану.

Служка подбежал с большой деревянной кружкой, отер стол полотенцем, поставил темный пенистый мед:

— Угощайся, княже.

— Княже?! — разом охнули братья.

— Да уж не боярин, это ты верно подметил, — подмигнул им Андрей, поднял кружку, осушил крупными глотками и с грохотом опустил обратно: — Хорошо! Ну, думайте, люди торговые. Не буду вам мешать. У меня еще одно важное дело на сегодня осталось…

В светелке Андрей открыл походную шкатулку, достал изящный серебряный половник, давно уже купленный специально для такого дела, кинул в него воск, растопил над масляной лампой. Кинул внутрь волосок, снова поднес к огню, давая вытопиться жиру и смешаться с воском, потом разлил в две низкие плошки с уже вставленным в держатели фитилем.

Князь имел дело с купцами не первый раз и отлично знал главное правило их ремесла: никогда не платить за то, что можно взять силой, и никогда не ограничиваться малой платой там, где можно взять все. Торговые гости, столь милые и приветливые в своих лавчонках, оказавшись без присмотра, вдали от изб Разбойного приказа и боярских вотчин, запросто могли разграбить беззащитное поселение, пустить ко дну встреченный в море корабль, перегрузив к себе товары из его трюмов, продать в рабство отправившихся в путь доверчивых пассажиров. И только вид ухоженных пушек в портах или амбразурах, или близость воинского дозора местных властей могла принудить их к честным сделкам… По ходу которых ухо тоже стоило держать востро.

Открыв крышку шкатулки со вделанным в нее небольшим венецианским зеркалом, князь поставил быстро застывающие свечи по сторонам от него, запалил их от подобранной у печи щепки, привычно нашептал заговор Стречи, ночной богини, вгляделся в открывшееся в будущее окошко, быстро проглядывая судьбу старшего купца на ближайшие недели. Было оно весьма предсказуемым и незамысловатым: море, палуба, палуба, море, и опять волны, и опять серый выцветший парус… Бухта, порт, подозрительно долгое, многочисленное и почтительное прощание с князем… Нет, ничего: Андрей и холопы все же сойдут на причал без споров и стычек, решительно уйдут в сопровождении подобострастного младшего купца… Потом будет разгрузка, склады, меха, пирушка, пересчет серебра… К князю это уже никак не относится. Путешествие пройдет без проблем.

Зверев задул свечи, выбил воск из формочек, забросил в ящик сундука: для ворожбы они больше уже не годились. Разве только любопытно станет глазами купца на мир посмотреть. Коли преставится — можно, конечно, свечи эти в качестве «мертвых» запалить. Да только когда это еще будет? Проще готовые из запасов старых использовать, а эти просто для света, когда понадобится, зажечь.

Закрыв шкатулку, князь сладко потянулся, скинул одежду и снова забрался под одеяло. Хмельной мед, растекшийся по жилам, сделал свое дело: почти сразу Андрей заснул, и едва осознав это — представил себе сурового Лютобора с посохом и корзиной, в которую тот собирал травы, окутал волхва облаком, вошел в него, проникая в сон учителя. И увидел чародея: с посохом и лукошком, которым сам же его наградил, в длинной светлой рубахе поверх темно-синих шаровар. Седые волосы опоясывал тонкий ремешок.

— Что же ты, чадо? — укоризненно покачал головой древний колдун. — Плетушку дал, да ничего в нее не положил. Хоть бы яблок каких насыпал, коли грибов жалко.