Юлия Баутина - На берегах медовой реки

— Это ведь оттуда прикатилось, верно? — наемник ткнул клинком в ту сторону, куда им предстояло завтра направиться.

— Угадал, Каллаган, — отозвалась магичка. — И хорошо так прикатилось. Успели заметить? Ветер шел только по дороге, на деревьях ни одного листика не шевельнулось. И ни капли магии. Что скажешь, Лис?

Ответ пришел с той стороны, откуда никто не ждал.

— Местные говорят, — слегка нетвердо произнес Монметон, — что такие порывы ветра после заката возникают, когда хозяева открывают Полые Холмы, чтобы проветрить дворцы. Похоже, не врут.

— Ничего себе у них там сквознячки гуляют, — хмыкнул Дьюин. — А почему именно ночью?

— Вроде бы потому, что дневной свет для малого народца губителен. Хотя это объяснение довольно натянуто, поскольку считается, что в Полых Холмах не существует деления времени суток на день и ночь.

Наемник присвистнул, покрутил пальцем у виска и махнул рукой.

— Погоди‑ка, — заинтересовалась Ларри, не отводя взгляда от темной дороги. — А где это ты ухитрился раздобыть рассказчиков? Вроде, говорили, что сюда никто не ходит?

— Не ходят, но информацию откуда‑то имеют. Не исключено, что такие локальные сквозняки возникают по всем болотам, и местные, как они полагают, нашли самое правдивое объяснение.

— Да уж… — согласилась магичка. — Правдивее некуда. Ну, похоже, представление закончилось. Пошли ужинать, пока каша не остыла?

Немного успокоившийся Гарт уже успел сгрести в кучу разметанные угли и заново раздуть костер. Устраиваясь вокруг огня, дающего скорее иллюзорную, чем реальную защиту от всего, что могло таиться в темных глубинах заболоченного леса, люди настороженно вслушивались в несущиеся из ночи звуки. Воображение услужливо дополняло и расцвечивало подробностями любой самый слабый шорох, треск ветки или плеск воды.

— Дьявольщина. Кто как, а я спать, — наконец, почти с вызовом сказала Ларри, отставляя миску. — Если малый народец все‑таки нагрянет в гости, разбудите.

Магичка перебралась на расстеленный под деревом конский потник и, пристроив в изголовьях седло, откинулась на него, закрыв глаза. Хельстайн и Монметон еще какое‑то время посидели у огня, рассматривая копии орнаментов, снятые со стелы, и пытаясь поддержать вяло текущую дискуссию касательно типологии присущего изготовителям камня художественного стиля, но вскоре начали клевать носом и расползлись по войлочным подстилкам. Дольше всех продержался Гарт, однако, в конце концов, сдался и он. В итоге на ногах остался один Дьюин, которому досталась первая очередь дежурства, но долго у костра он не задержался. Вскоре после того, как хриплое сопение Гарта О'Тула сменилось раскатистым храпом, наемник подбросил в огонь пару поленьев и осторожно, стараясь не производить лишнего шума, отступил в сторону, под защиту деревьев. Расчет Дьюина был довольно прост: если кто‑нибудь и бродит нынешней ночью по лесу, в первую очередь он заинтересуется источником света и спящими людьми, представляющими из себя легкую добычу.

Нет, Дегюрджа вовсе не собирался жертвовать курицей, несущей золотые яйца. Два дня назад, в таверне, он сказал О'Тулу правду, хоть тот и не поверил. Убирать спутников, во всяком случае, пока, у наемника не было никаких причин. Даже напротив чутье подсказывало ему, что за них надо держаться до последнего, особенно за этого головастого Хельстайна, который точно что‑то знает. Сильфрид, конечно, тоже знал — видать, прослышал где‑то что‑то краем уха, поскольку читать заумные книжки он точно был не горазд. Только где сейчас Сильфрид? Поди, отыщи для начала… А академики — вот они, под боком, да и О'Тул с ведьмой будут неплохим подспорьем в стычке, если доведется с кем или чем схлестнуться. Так что подставлять спутников Дьюину было не резон, и он вовсе не собирался этого делать — просто темнота в случае чего могла уравнять его шансы с ночными скитальцами, а остальные и при свете поспят, что с ними станется.

Вжавшись в шероховатый ствол ивы и словно став частью дерева, наемник ждал, неподвижно и терпеливо, подобно тому, как в вескурийских барханах поджидали своих жертв его клыкастые тезки. И ожидание вскоре оправдалось. С юго–западного направления, из глубины болот, донеслись приближающиеся шорохи. Что‑то небольшое и юркое направлялось к лагерю. Дьюин, почти не мигая, всматривался в темноту, однако не видел пока никакого движения в том направлении, откуда доносился шум. Внезапно шорохи прекратились, и наемник кожей ощутил чей‑то взгляд. Дьюин сделал три плавных шага в сторону, и взгляд тотчас переместился за ним. Тот, кто находился во мраке за пределами охранного барьера, видел человека и следил за ним. Наемник аккуратно попятился, перемещаясь так, чтобы между ним и наблюдателем оказался ствол дерева, и, наконец, заметил черный комок, темнее самой ночи, шевельнувшийся среди кустов и снова замерший. Отлично! Дьюин обогнул дерево, не спуская глаз с неподвижной тени и держа ладонь на рукояти меча. Если удастся заставить непрошенного гостя выбраться на открытое место…

— Каллаган, ты куда поперся? — приглушенный шепот, раздавшийся за спиной, заставил его вздрогнуть. Тень мгновенно исчезла, словно никогда не существовала, а вместе с ней пропало и ощущение слежки. Дьюин раздраженно обернулся. Ларри, приподнявшись на локте, исподлобья изучала наемника.

— Проклятье, — сказала она, зевнув. — Если в следующий раз приспичит болтаться ночью — сделай одолжение, гуляй вокруг костра и не ломись на барьер. Знаешь, как сигнальной волной в уши шибает? Хотя откуда тебе знать.

— Там по лесу кто‑то шляется.

Сонливую вялость магички как рукой сняло.

— Кто? — спросила она, мгновенно вскакивая.

— А я почем знаю? Как раз поздороваться хотел, да ты спугнула.

Ларри подошла к наемнику, и на земле, реагируя на ее приближение, тускло засветились причудливые символы защитного круга.

— Никого не чую, — немного помолчав, сказала она. — А тебе часом не приснилось?

— Я на страже не сплю.

— Тогда дьявол его знает, что это было. Если не вернется и барьер не потревожит, значит, утром будем разбираться.

Магичка поплелась обратно под облюбованное дерево, немного повозилась и, свернувшись калачиком, снова уснула. Вплоть до окончания Дьюинова дежурства таинственный наблюдатель так больше и не появился. Около двух часов ночи наемник растолкал Хельстайна, предупредил его о происшествии и с чистой совестью лег спать. Тишина продолжалась вплоть до начала пятого часа утра, когда и клюющего носом у догорающего костра Гарта, только–только заступившего на смену, и всех остальных разбудил порыв ледяного ветра, вновь пронесшийся по тракту, только теперь в обратную сторону.