Ярослав Бабкин - Восхождение короля

— И нам следует решить, — продолжал Сростень, — что надобно делать.

Он обвёл зал бесстрастным стеклянным взглядом. Зал молча внимал.

— Нам нужен мир. Но какой? Нужен ли нам мир нового короля?

Некоторые из слушателей расхрабрились на неопределённое мычание.

— Уберто сам был пиратом. С ним можно иметь дело, — осмелел кто-то и контрабандистов, опередив Баллиту, которой просились на язык те же слова.

Харт неодобрительно зацокал языком.

— Неправильно говоришь. Он теперь король. А что можно пирату, нельзя королю. Думаешь, он позволит нам, как и прежде, торговать магическим добром и выкупленными у кочевников пленниками?

Баллита разумно воздержалась от комментария о том, что перекупку этих категорий товаров почти целиком держал в руках сам Харт, в силу чего преобладающую часть присутствовавших это решительно не трогало.

— А значит, — продолжал тот, — нам не нужен мир короля. Так?

По залу прокатился неровный гул, но прямых возражений не последовало. Желающих демонстрировать принципиальность под немигающим взглядом глаз Харта как-то не нашлось.

— Вот и ладно, — он откинулся на спинку кресла, и Баллита поняла, что официальная часть аудиенции окончена, и ей здесь больше делать нечего.

Вместе с Фирреном они вышли обратно в коридор и двинулись по уклону вверх. Битый час был потерян зря. Всё, чего хотел Сростень — пояснить своим людям на какую сторону требуется встать и показать, что городские верхи с ним заодно. Ну, или, по крайней мере, не особо против. На её взгляд это можно было бы сделать и без такого спектакля, куда менее напыщенно и явно быстрее. Кроме того её решительно не устраивала сама выбранная большим боссом сторона…

Выбравшись в штрек, они забрали своё оружие. Солнце сдвинулось, и его лучи уже почти не попадали внутрь.

— Интересно, — спросила она Фиррена, поднимаясь по лестнице, — а почему этому аристократу, как его там, Тарме, разрешили войти с оружием?

— Понятия не имею, — усмехнулся тот, — но только вышел он без него…

Человечек с гордостью вытащил из-под полы дорогой кинжал в тиснёных кожаных ножнах с позолотой.

— До сих пор розами пахнет, — сообщил он.

— Ты что, совсем рехнулся? — Баллита остолбенела, — Сростень тебя убьёт.

— Если узнает, — Фиррен подмигнул, — в конце концов, это же ты сидела рядом с этим павлином, а не я…

— Ах ты скотина, недомерок паршивый…

— Но-но-но, дамочка, без рук… я может и недомерок, но твою четверть выручки честно отдам. Видишь, какой я щедрый.

— Половину!

— Давай так, выручка от ножен тебе, а от кинжала — мне?

— Половину и от всего.

— Ты несносна…

— Ты хочешь, чтобы я рисковала своей шкурой даром?

— Ну не то, чтобы совсем даром…

— Помолчи уж… Сначала приходится терять время и смотреть этот цирк с конями, а потом ещё ты…

— Между прочим, я знаю, зачем Сростень всё это устроил, но тебе не скажу…

— Не скажешь? Ни в жисть не поверю. Ты то ещё трепло, Фиррен.

— Ты же сама просила молчать…

— Не зуди, Фиррен. Что ты там разнюхал?

— А волшебное слово?

— Ах ты… ладно, скажи, что ты там разнюхал… пожалуйста.

— Я такой мягкотелый… не могу отказать прекрасной даме ни в одной просьбе… вежливой просьбе, конечно.

— Не тяни, слышь.

— Босс завёл какие-то дела с ашикари. Я видел парочку, когда они шли в его каморку на нижних уровнях. А всех остальных он позвал, чтобы в суматохе никто особо не заподозрил…

— И это всё?

— Тебе мало, свет очей моих?

— Не то слово. Это не мало. Это вообще ничего. Зачем они к нему приходили ты не знаешь, а в то, что он устроил этот балаган только затем, чтобы скрыть их визит… Не верю.

— Твоё право. Я сказал всё, что узнал.

— Не густо… Ты должен мне одно «пожалуйста», твоя информация его не стоила.

— О, женщины… какая же ты меркантильная.

Они вышли на свет, и Баллита прикрыла глаза ладонью. Довольно паршиво в итоге всё складывается. Половина стоимости кинжала это здорово, но вот только к ней прилагается в нагрузку и половина обиды Сростня. А ещё его странные дела с этими фанатиками. Что бы это ни было, это не к добру. Самое время удрать из города, но мимо флота Уберто не проскользнёт незамеченным даже её баркас. Проклятые маги, они учуют даже шлюпку самой тёмной ночью. Остаётся залечь на дно, либо… Нет, это чистое самоубийство. Слишком большой риск. Хотя, кто не рискует… Она задумчиво посмотрела на возвышавшуюся на скале у входа в гавань гранёную башню маяка.

— Фиррен, ты сегодня вечером, что делаешь?

— Ничего вроде… а что?

— Приходи ко мне в порт…

— О-о-о…

— Инструменты не забудь…

— А штоб. Я-то уж было подумал…

Матросов она застала за разгрузкой.

— Скоро заканчиваем, шеф…

— Плевать. Поднимайте парус. Выходим.

— Но…

— К чертям «но», нам нужно успеть вернуться до заката…

Ранальд взбежал по мраморным ступеням Арены Правосудия. Маг Аленн, пыхтя, прыгал по ступеням несколькими шагами позади. Судя по возбуждённым голосам, и людям, шуровавшим граблями на песке арены, бои уже начались.

— Дядюшка Гиерон! Приветствую. И тебя, мама. И тебя, Марли… Вся семья в сборе.

— Если бы ещё не война…

— Сестра, помолчи, пожалуйста. Ранальд, ты выяснил, что я тебя просил?

— Да, дядюшка. Товары будут на складе к вечеру.

— Ты их проверил?

— Нет. Они была на самом дне…

— То есть ты ничего не сделал?

— Ну, дядя. Я нашел эту Баллиту и всё выяснил…

— Я тебя просил не просто «выяснить». Я тебя просил лично убедиться.

— Тюки были в самом низу. Мне нужно было лично разгружать баркас?

— Ты мог попросить тех людей…

— Они отказались.

— Ты просил?

— Нет. Но они бы отказались. Поверь мне, дядюшка…

— Но ты не просил?

— Они бы отказались…

— Но ты не просил?

— Да, я не просил! Ты счастлив?

— Нет, я просто в восторге… никому нельзя ничего поручить. Даже родному племяннику. И куда только катится мир.

— Гиерон, прошу тебя, не ворчи…

— Да, да, дорогая. Я в курсе, что этот оболтус твой сын. Но ему следует быть настойчивее и аккуратнее. В конце концов, мне придётся оставить ему всё моё имущество. Я должен быть уверен, что передаю его в хорошие руки…

— Было бы что передавать…

— Ты что-то сказал, Ранальд?

— Нет-нет, дядюшка, тебе послышалось. Кстати — как проходят бои?

— Отвратительно. На сегодня назначено пять схваток. Две уже прошли, и я проиграл целых двадцать пять монет. Но ничего, уверен, что отыграюсь на последних… Ты слышал, говорят, что Улаф Толсторук вставил своим бойцом женщину! Ха. Какое падение нравов… С другой стороны — верная ставка. Какой идиот поверит, что женщина сможет выиграть бой?

— Нижайше прошу прощения, господа…

— О, метр Ольфила, как неожиданно. Какая честь…