Оксана Панкеева - Песня на двоих

Кантор чуть повернул голову и извиняющимся тоном попросил:

— Дон Херинельдо, вы, несомненно, правы, но уж уступите его высочеству эту честь. Его оскорбили сильнее, и он все-таки действительно принц.

— И у него даже документ есть? — ядовито процедил дон Гильермо.

— И я везде таскаю его с собой, чтобы предъявлять каждому проходимцу, — широко улыбнулся Элмар, донельзя довольный тем, что сумел уязвить противника в споре. Да уж, кузен Шеллар редко предоставлял ему такую возможность… — Можешь поверить мне на слово. А можешь не верить, это ничего не меняет. Какая разница, кто вызвал тебя на поединок — принц или простой рыцарь?

— Постойте, — попробовал вмешаться Кантор. — Может, мы все-таки объясним дону Гильермо, что происходит, и вы как-нибудь договоритесь без драки? Мне бы не хотелось с первой минуты знакомства начинать истреблять соседей.

— Я же не настаиваю на том, чтобы биться насмерть, — пожал плечами могучий варвар. — Только немного поучу твоего соседа хорошим манерам. Согласись, не подобает орать на незнакомых людей, как на прислугу, даже не представившись. Если бы мы сначала познакомились, никаких недоразумений бы не произошло.

— Так, может, начнем сначала и познакомимся? Может, дон Гильермо иначе посмотрит на свое поведение, если узнает, что я — настоящий владелец этого замка, и у меня даже есть та самая бумажка, о которой вы так усердно спорили, а человек, с которым он столь неосмотрительно поругался, — наследник престола Ортана, принц-бастард Элмар, знаменитый герой, и что, в конце концов, его пять арбалетчиков — это тьфу против двух боевых магов… И до него дойдет наконец, что ты вызвал его на дуэль только для того, чтобы уберечь от бессмысленной гибели его солдат. Они ведь не виноваты, что их сеньор такой скандалист и задира.

Дон Гильермо высился в седле безмолвной неподвижной статуей, только скрипели стиснутые зубы да глаза сверкали гневом, перебегая с Кантора на Элмара и обратно. Видно было, что отчаянный сосед сам не знает, что сейчас сделает: извинится, примет вызов или просто скомандует своим солдатам нападать. И в этот критический момент, когда обе стороны напряженно ждали, что же все-таки стукнет в лихую башку благородного дона, откуда-то из-под копыт Гиппократа вдруг раздался жуткий, леденящий душу вой.

Лошади встрепенулись, шарахнулись, панически заржали и в беспамятстве бросились кто куда, позабыв о седоках. Породистый скакун дона Гильермо встал на дыбы и попятился на задних ногах, как танцующая цирковая лошадь. Всадник, не успев подхватить поводья, вылетел из седла и грянулся оземь, чудом не попав под опустившиеся передние копыта.

Гиппократ растерянно выругался по-эгински и осторожно отступил в сторону. За его спиной испуганно помянул небо дон Херинельдо. Кантор тоже отступил на шаг. У самых его ног, с мучительным болезненным воем, судорожно скорчившись, на глазах менял облик Савелий.

— Так, а где его одежда, кто-нибудь помнит? — невозмутимо вопросил в пространство хладнокровный лондриец.

Не получив ответа, он столь же спокойно принялся расстегивать камзол.

Вой прекратился, сменившись негромким, вполне человеческим стоном, и спустя несколько секунд уже полностью оформившийся человек, морщась от боли, поднялся с четверенек.

— Я… нечаянно… — не очень внятно пробормотал он.

— Зато очень удачно, — перебил его оправдания Гиппократ, оглядывая поле боя. Несколько солдат повторили судьбу своего сеньора, остальные беспорядочно носились по площади, пытаясь утихомирить перепуганных лошадей.

Джеффри набросил на Савелия свой камзол и помог ему встать на ноги.

— Ничего, все в порядке. Пойдем поищем твою одежду и какое-нибудь удобное место, чтобы отдохнуть.

— Надеюсь, никто не убился, — предположил Элмар, склоняясь над поверженным противником. — Диего, чего ты стоишь столбом? Тебя люди ждут. Иди распоряжайся. А сюда пришли Мафея и Жюстин, по-моему, твой воинственный сосед сломал руку… и, кажется, ключицу… в общем, для поединка он уже не годится.

Кантор глубоко вдохнул, словно вместе с воздухом мог набрать немного недостающей храбрости, и решительно направился к крыльцу, вокруг которого беспокойно шумела толпа его подданных. Все пятьдесят дворов и десяток рыбацких хижин, которыми он отныне должен командовать и за которых должен отвечать.

В субботу Диего опять не пришел, и тут уж Ольга заподозрила неладное. Такая трепетная забота о своем самочувствии не входила в привычки товарища Кантора. Если он который день не появляется — это как минимум должно означать неспособность передвигаться. Да и сидеть дома, скрываясь от всех и не высовывая даже носа, тоже как-то на него не похоже. Уж за три дня усиленных размышлений в одиночестве можно было как-то определиться: то ли он собирается признаться и вернуть себе имя, то ли напрочь от всего откреститься, мол, я не я, и хата не моя, и как вообще кто-то мог поверить Артуро, он же официально признанный обманщик…

К концу дня Ольга собралась с духом и, придав себе незаинтересованный вид, все-таки спросила наставника, отчего это орк Зарби не является на репетиции и не уволился ли он вовсе. Маэстро, не отрываясь от чтения новой пьесы Юста, довольно безразлично пояснил, что Диего отпросился на недельку, уладить какие-то имущественные вопросы в Мистралии. Поскольку маэстро не желает видеть в своем театре толпу журналистов, бегающих за актером наподобие собачьей свадьбы, он не стал возражать. Пусть съездит, ему как раз сейчас лучше не показываться, заодно разберется со своими делами…

Насмерть перепуганная Ольга метнулась к Жаку, чтобы точно выяснить, не отправился ли полоумный герой сражаться с разбойниками в гордом одиночестве, как намеревался? С него же станется! Он же ненормальный!

Жак обсмеял ее опасения и заверил, что премьера не пострадает. Кто бы это отпустил шального Кантора одного на такое дело. Есть у него и настоящие друзья, не то что некоторые. Элмар с ним поехал. И Великолепную Семерку нашли. И Мафей увязался. Всей честной компанией уговаривали мэтра Истрана, чтоб отпустил, объясняли, что парню надо сбрасывать лишнюю агрессию, а то он совсем невыносимым становится. Кира обзавидовалась и надулась на весь белый свет, но куда ж ей с животом на подвиги… Плакса еще хотел, но наставники не пустили. Как ни божился его величество, что больше никогда и ни за что в бою никаких наркотиков, а все ж указали ему на некомплект конечностей и оставили дома.