Оксана Панкеева - Путь, выбирающий нас

— Я действительно не знал, — гораздо скромнее и вежливее, чем пять минут назад, признался граф Монкар.

— Чем вы можете это подтвердить?

— Честью клянусь!

— Чем-чем? — переспросил король с таким видом, будто недослышал замечательную шутку.

Граф понял намек и принялся истово клясться жизнью, памятью предков и прочими более реальными понятиями.

— А кроме ваших личных заверений? — перебил его Шеллар. — Кто-то может подтвердить? Ваша кузина? Ее прислуга? Сама Алиса?

— Конечно, конечно! — обрадовался Монкар. — Алиса может подтвердить, что ничего мне не говорила!

— Хорошо, — согласился король. — Мы проверим, запишем ее показания, и можете считать, что должны мне только извинения за вчерашнее безобразие. Флавиус, пометь себе. Чтобы не забыли взять с графини нужные показания, а то спохватитесь, когда ее уже казнят, а поздно будет.

— Как можно, ваше величество! — с достоинством отозвался Флавиус, исправно что-то записывая в свою вечную папку. — Дата казни обязательно будет согласована лично с вами. Вы ведь, наверное, желаете дождаться выздоровления юного графа Диннара, дабы он смог присутствовать…

Радость тут же исчезла с лица Монкара, и его светлость робко поинтересовался, действительно ли его величество всерьез намерен столь безжалостно обрубить последнюю ветвь древнего рода лишь из-за того, что юная, неопытная девица натворила глупостей по собственному недомыслию, не осознавая последствий…

— Вы имеете право просить о помиловании, — честно объяснил юридически подкованный король. — Закон это предусматривает. Но я не вижу никаких оснований для удовлетворения вашей просьбы. Осмелюсь напомнить, что ваша «юная, неопытная девица» уже в третий раз совершает подобное, и всякий раз с одной и той же целью. Однажды я ее помиловал, и она ничуть не раскаялась. Единственный вариант решения вашей проблемы, который я вижу, — это устранить саму цель, если вы понимаете, к чему я веду.

Граф, который действительно не блистал интеллектом, не понимал, к чему ведет его величество. Пришлось объяснять простыми словами:

— Сегодня вечером, на заседании дворянского собрания, когда все будут приносить свои извинения, вы публично попросите меня о помиловании. Как можно убедительнее. И в доказательство искреннего вашего раскаяния так же публично откажетесь от права семьи Монкар на трон Ортана. Это мое условие, которое не подлежит обсуждению. Либо вы его принимаете, либо правосудие пойдет своим чередом. Если уж у вашей дочери столь явно выраженные уголовные наклонности и столь амбициозные стремления, следует навсегда избавить ее от искушения. Если власть, о которой она так мечтает, станет недоступна для нее ни под каким видом, Алиса, возможно, избавится от своей навязчивой идеи, сможет остепениться, выйти замуж и вести достойную и подобающую жизнь. Но предупреждаю: это помилование будет последним. Ступайте. У вас есть время до семнадцати ноль-ноль на обдумывание решения и составление речи. Повторяю, просьба должна быть очень убедительной.

Когда несчастный отец преступницы удалился с подобающими поклонами, каменно-неподвижный Флавиус расслабился и неожиданно широко улыбнулся:

— Я восхищен, ваше величество.

— С каких пор ты научился льстить? — чуть заметно усмехнулся Шеллар. — Разве ты сам не сумел бы придумать такую же простую комбинацию? Алиса все подписала?

— Абсолютно все. В том числе расписку о неразглашении. Ее отец так и останется в уверенности, что именно он купил помилование дочери своим публичным отказом от права наследования и униженными просьбами.

— Замечательно. — Король откинулся на спинку кресла и занялся трубкой, чувствуя, что от утреннего дурного настроения не осталось и следа. — Потрудись замаскировать ее обучение как отдых в провинции или за границей. А как тебе самому кажется, получится из ее светлости приличный агент?

— Если вы имеете в виду способности — о да, она очень способная девушка. А вот за лояльность поручиться не могу. Вы же сами знаете, вербовка под давлением всегда оставляет вероятность…

— Знаю, конечно… Что ж, проверяй ее периодически. Но мне кажется, на Горбатого она и сама имеет зуб. Мужчины, не поддавшиеся на ее чары, вызывают у графини жестокую обиду и жажду мести. И если бывший наместник опять объявится, она сдаст его хотя бы по этой причине. А мы ее, по большому счету, только ради этого и вербовали.

— Не могу не согласиться с вашим величеством, — признал глава департамента, чуть склонив голову. — Если с этим делом покончено, могу я узнать еще об одном…

— Кто сидит в триста восемнадцатой и почему ты ничего о нем не знаешь? — Король хитро усмехнулся. — Извини, Флавиус, этого господина мне сдали под честное слово, так что я тебе не расскажу. Возможно, позже. Всю информацию, что проходит по твоему ведомству, я тебе передал. Кстати, надо бы сходить пообщаться с ним, может, еще что-нибудь интересное припомнит. Докладывай, что у тебя на сегодня, да я вместе с тобой отправлюсь.

После традиционного доклада главы департамента Безопасности его величество действительно отправился вместе с ним. Не оттого, что так уж необходимо было навестить таинственного заключенного из триста восемнадцатой. Чего уж самого себя обманывать. Флавиусу еще можно совать фиалки за уши, но самому себе — бесполезно. Истинная причина, которую догадливый король честно выволок из подсознания и предъявил самому себе, заключалась в том, что он все утро тщательно пытался избежать визита к супруге. Каждый раз, направившись к ней, находил подходящий повод для отсрочки неприятного объяснения и сворачивал в другую сторону. Ибо так и не знал, что сказать королеве.

В коридорах департамента стоял радостный и жизнеутверждающий детский визг. Король с недоумением взглянул на Флавиуса, по каменному лицу которого пробежала легкая рябь беспокойства. Затем на трех счастливых карапузов, со скоростью пикирующего дракона носившихся по коридору за тряпичным мячиком. Раскосые щелки малышей сияли восторгом, а смуглые рожицы были по уши перемазаны чем-то липким и явно сладким.

— Чьи это дети? — поинтересовался король, наблюдая, как обычно бесстрастный взор министра медленно раскаляется до температуры драконьего дыхания.

Ответить Флавиус не успел бы, даже если бы знал ответ. Бойкая девчушка лет трех от роду, не поспевавшая за старшими мальчишками, приостановилась на бегу, наскоро сравнила на глаз двух наличных дядь и безошибочно повисла на штанине главы департамента с радостным воплем, в котором король с трудом опознал хинский эквивалент слова «папа». Его величество, видимо, то ли не вышел рылом для такой почетной должности, то ли расовая принадлежность подвела.